Марина Зилотина - Аномалии среди нас. Я легион. Книга третья

– Надеюсь, очень скоро. Бронируй место. Ты возвращаешься в родные пенаты, как триумфатор на молодом осле. – Нервы сдали. В горле – кровавый ком. А её слова высверливают мозг: «Я рождена для сильного мужчины». – Прости, родная. Я ни на что не годен. Тебя найдёт достойный, сильный. Не я.

Вопль в конвульсиях яростных рыданий сотряс тишину Камелота.

Моё проклятое существование подошло к концу. Демон преуспел в изощрённых пытках, смаковал мучения и добивался полной чаши всех моих страданий. Однако бесспорным фаворитом адской гонки был не он. Камилла. Она не отпустила. Связь душила, как троекратно обвитая вокруг шеи стальная пуповина. Но хуже была ломка. Чудовищная зависимость от неё.

Очнулся. Тело налито свинцом. В горле – прошлые рыдания. Агония. Судороги бьют деревенеющее тело. Долгие томительные минуты ожидания. И наконец, долгожданные симптомы: голова закружилась, грудь сдавило, ко мне не мог пробиться ни малейший вздох: «Гипоксия ». В глазах начало темнеть. Нестройный затихающий ритм сердца ускользал от постепенно меркнущего сознания: «Асистолия, кома. Всё, знакомая триада. Клиническая смерть…» . Вой демона, боль, пытки жажды, удушье – все чувства стали притупляться. Проваливаясь в бездну, отдался её гравитации. Разум покидала заключительная мысль: «Совершилось. Она свободна».

Стазис. Последний терминал. Мгновение перед трансформацией сущности…

Внезапно в полной обсервации, где-то на периферии погасшего сознания – маячок. Бархатное контральто разгоралось в статичном сердце, пока не завибрировало гневным рыком: «Я смиряюсь с твоим выбором, разрываю связь, но не откажусь. Живи!».

Гравитация исчезла, уступая место невесомости. Вдох, и императивная сила вышвырнула дух в физическое тело. В грудь ворвались потоки свободного дыхания, восстанавливая снабжение тканей кислородом. Сердце взбунтовалось и яростным крещендо вернуло к жизни плоть из терминального состояния. Открылись запредельные источники энергии. Я открыл глаза и диагностировал текущее положение, как критическое. И признаками были вовсе не тяжёлые патофункциональные расстройства во всех тканях и органах. Дегенеративные изменения были обратимы, если бы не моя физиология вампира. Жажда не просто иссушила, она почти переработала и утилизировала энергетическое тело, переключившись на органику. Отчёт поражал масштабами распада кровеносной системы и дыхания. В условиях клинической практики в таких случаях требовалась если не гемосорбция, то переливание свежей донорской крови. Но моё универсальное естество отреагировало специфично. Инстинкт самосохранения провоцировал хищника на охоту.

Цепляясь за бревенчатую стену, я встал с грязного пола и, шатаясь, поплёлся к двери. Сенсоры зарегистрировали характерный запах, и по ушам резанул истошный собачий вой. У покосившихся ворот лачуги вампира ждал весь «комплекс мероприятий сердечно-лёгочной реанимации». С чёрным сарказмом констатировал:

– Я – скотина. Обсосал задранную блохастую псину. В кого я превратился?

Демонический критик заходился в ржавом хрипе:

– Туристов – изобилие. Ешь – не хочу! Но нет, мы с принципами. Ещё немного и перейдёшь на крыс и дохлых кошек. Благородный патриций?! Блин! Отстой!

Шесть часов спустя я сидел, прислонившись к скользкой глыбе в небольшом лимане. Безучастный серый дождь. Такое же свинцовое мокнущее море и литое, как зеркало, невыразительное небо. Бестолковое, никчёмное моё существование.

– Живёшь вампиром, урод неполноценный. Ни себе, ни нам. – Вокруг однообразная, унылая картина, а внутри демонический шторм. Сознание взрывали отголоски звериной истерики, а я рассуждал вслух:

– Я жил ради неё. Теперь умер за неё. Она свободна. Но… – Да, я осознавал разрыв. Мне были не доступны ни её эмоции, ни аромат, ни визуальная проекция. У меня остались лишь воспоминания. И единственный вопрос. – Опять живу. Зачем?

– Совпадение.

– Нет. Во всех явлениях существует каузальность – причинно-следственная связь. Какой процент вероятности того, что она обратится ко мне в мои последние минуты, да ещё в императивной форме заставит жить? – Зверь бился в каземате. Сердце оставалось безмятежным, разум бесстрастным, естество было уже нечувствительным ко всем карательным операциям. Я адаптировался к постоянной боли. Своеобразный извращённый иммунитет. Однако ответ был очевиден. – Во всём есть смысл. Даже несмотря на то, что он пока мне не открыт.