Есения Маас - Горизонтальная война. Снимая маски

Мы нередко носились здесь, устраивали засады и строили коварные планы по захвату домработниц, не дающих лишнего сладкого. Вот и оно. Старое дерево, ствол которого едва ли можно было обхватить одному человеку, нависало раскинув ветви как плети. Летом оно очень красивое, а сейчас смотрелось скорее ловушкой, чем уютным, потайным местом. Обойдя его по кругу, я отыскала заветную надпись и прижалась пальцами к рубцу на коре.

«Я люблю тебя больше жизни и ещё чуть-чуть». Неровные буквы, вырезанные обыкновенным перочинным ножом скакали то вверх, то вниз. И подпись: Рома Б. На глаза набежали слёзы, в груди защемило, закололо.

– Ромка, – всхлипнула я, гладя буквы. – Мне тебя так не хватает… так больно, Ромочка. Сил никаких нет, никто не сможет тебя заменить. Никто и никогда. И зашумевший в кронах ветер вторил моему отчаянию.

Лить слезы на холоде не очень хорошая идея, но я даже не пыталась остановить солёный поток. Глухая тоска снедала душу, и сколько бы ни миновало лет, в моей памяти был жив образ лучшего друга. Единственного человека, которому я вверяла все свои тайны и страхи. И пусть он погиб десять лет назад, я так и не смогла впустить в своё сердце кого-то ещё. Даже Ника, смирившись с тем, что я смогу дать ему только отголосок той любви, что он заслуживает, потому что самая сильная, и самая болезненная любовь навеки вечные заперта в изъеденный ржавчиной сундук.

Простояв некоторое время, я смахнула слёзы и двинулась в обратную сторону. Лиза, Лизонька, моя девочка, моя отрада. И пускай её папаша самый худший человек на земле, она моя яркая звезда, помогающая идти вперёд даже тогда, когда есть силы только ползти.

Остановившись перед входом, я постучала ботинками друг об друга, и нажала кнопку. Страшно подумать, в каком сейчас состоянии мама.

Из-за двери донёсся смех.

Смех?!

Округлив глаза, я следила за тем, как медленно и нехотя поворачивается массивная ручка, как взмахивает крыльями металлическая птичка над глазком. Смеялась не дочь.

– Да? – Из-за двери высунулась довольная мама и тут же скисла. – Что ты здесь делаешь?

– Мам, – я прочистила горло и перевела дыхание: – Тебе звонили?

– Мне много, кто звонит, – сощурилась она, отчего под глазами побежали тоненькие морщинки. – Я забрала Лизу на выходные, хотела съездить на лыжную базу, разве твой любовник тебе не сказал? Зачем ты здесь?

– Мы так и будем стоять на пороге? – начала издалека я.

Наклонив по-птичьи голову набок, мама ухмыльнулась и распахнула дверь. Ну надо же. Думала, до вечера продержит на улице. Шум голосов из гостиной подсказал, что у мамы гости. Они-то и смеялись. Один из голосов был смутно знаком, где-то я его уже слышала.

– Мам. – Стряхнув с пальто белые крупинки, я села на софу и сцепила руки в замок. – Папа умер.

Голос дрогнул, как будто только сейчас я осознала весь ужас нового положения. Не смея поднять на мать глаза, чтобы не столкнуться с истерикой, я поджала губы и отвернулась.

Через несколько секунд поняла, что плакать и рыдать мама не собирается. В недоумении посмотрев на неё, я заметила тень усмешки, которую она попыталась спрятать, да не успела.

– Ты слышала, что я сказала?

– Слышала, – невозмутимо ответила она. – Сергей умер. Мне звонили два часа назад. Ты за этим приехала? Так могла не торопиться.

Ни единый мускул не дрогнул на застывшем фарфорово-кукольном лице. В глазах мамы была усталость и… брезгливость? Она держалась спокойно, сложив на груди руки и поигрывая тонкими пальцами по плечу.

– Мам? – В голову закрались сомнения в её адекватности. Разве нормально никак не реагировать на смерть супруга?

– Мелания, – вздохнула она, поправляя безупречное каре, – поезжай домой. Видимо, теперь у тебя будет очень много забот. Лиза поживёт пока у меня.

– Нет. – Я поднялась и сняла ботинки. – Лиза поедет домой. Никакой поездки на базу.

– Ты не имеешь права запрещать нам видеться, – задрала она подбородок.

– Я не запрещаю. Я говорю о том, что жить с тобой она не будет. Мы проходили это уже не один раз. Где она? – Я высунулась в коридор, разматывая шарф.

Мама цыкнула и перегородила собой проход:

– Лиза останется здесь. Ты ничего не можешь ей дать. Такая же как отец – помешанная на работе. Оставь ребёнка в покое! – Она выталкивала слова сквозь сжатые зубы, шипела, разве что ядом не плевалась.

– Благодаря этому помешательству, – напомнила я, – ты сейчас имеешь всё, что хочешь. Отец из кожи вон лез, лишь бы угодить твоим капризам. Совесть бы поимела. И сделай вид, что тебе грустно, смех в день смерти мужа попахивает сумасшествием.