Ирина Субач: Разбитые грёзы

Было очень холодно. Я дрожала, не попадая зуб на зуб, уже не плакала, потому что слез не осталось, но и выходить из ванной не собиралась. Лишь более плотно оборачивалась в мокрое покрывало и цеплялась за него, как за последний оплот спокойствия.

Потому что стоит только подняться и обратно войти в комнату, как кошмар вернется.

И пускай Сакс ушел, ощущение того, что он где-то рядом, не покидало до сих пор. Так же, как и осознание – рано или поздно мне придется выйти отсюда. Взглянуть в глаза всем тем, кто провожал липкими взглядами, когда уходила за этим подонком после проигрыша.

Все эти люди внизу будут знать, чем мы здесь занимались. Все!

Они станут свидетелями моего поражения и позора. А ведь Сильвия еще вчера предупреждала о подобном, и почему я ее не послушала?

Ответ пришел сам. Потому что была самоуверенной и самонадеянной дурой… Суккуба, поверившая в свое всесилие, вот только Сакс оказался хитрее… и сильнее.

Сейчас даже упавшая люстра казалась мне знаком судьбы. Что, если призрак матери был реален и таким образом пытался заставить меня остановиться?

Я горько усмехнулась и, сквозь вновь надвигающуюся волну истерики, спросила у пустоты:

– Что же ты, мамочка, не остановила его? Почему не обрушила потолок ему на голову?

Ответа не последовало..

– Да кому я это все говорю… Тебя ведь никогда не было со мной, мамочка. Даже сейчас ты молчишь. Ну и молчи дальше, либо дай хоть какой-нибудь знак, что ты существуешь.

И снова тишина. Логичная и беспощадная.

Интересно, а на что я рассчитывала, на гром и молнии?

Словно в ответ на мои мысли, из глубины комнаты раздался стук.

Я вздрогнула и вжалась в фарфоровый борт ванны.

Потому что стучали не в дверь… такой дребезжащий звон характерен для ударов по стеклу.

Звук стих, и я перевела дух, надеясь, что мне все же показалось. Через мгновение стук повторился. Кто-то барабанил в окно. А потом еще и еще.

Я растерянно подтянула покрывало, до конца не понимая, что происходит. Все же в призраков я не верила, даже если это призрак матери.

– Поздно бояться, Ло, всё, что ты могла потерять, ты уже сегодня потеряла, – с этой мыслью я поднялась в полный рост и на негнущихся ногах вышла из ванной комнаты.

Стучали действительно в окно.

За плотно задернутыми шторами я плохо различала силуэт стоящего на карнизе. Мне было даже нечем вооружиться. Единственную вазу, способную служить оружием, я разбила о стену. Перешагнув через ее осколки, двинулась к окну, там резко одернула занавеси и ахнула: с другой стороны стояла Лиза. Босиком на карнизе, в вечернем платье, закатанном выше колен, чтобы удобнее двигаться.

Одними губами она прошептала:

– Открой.

Всё ещё превозмогая боль внизу живота и кутаясь в тяжелую от воды и капающую накидку, я дернула задвижки и распахнула рамы. Лиза, словно только этого и ждавшая, спрыгнула в комнату.

Она не требовала от меня объяснений. Все и так было понятно по моему внешнему виду. Лизабет стащила с меня мокрое покрывало и потянула за руку обратно в ванную. Голую и совершенно беззащитную. Там затолкала под горячие струи воды и долго поливала, убеждаясь, что я начинаю отогреваться.

Она действовала быстро и решительно, а я не узнавала собственную сестру. Сейчас она казалась непривычно уверенной, гораздо более собранной, чем я.

Я привыкла помнить ее мягкой, а не такой: подобной стали и камню.

– Как ты здесь оказалась? – почему-то ответ на этот вопрос казался сейчас очень-очень важным.

Сестра выключила душ, подала мне полотенце со стены и ответила, всё также заикаясь, как раньше:

– Ты с-сама в-видела, через окно по карнизу. Меня поселили в с-соседней комнате, – в ее зрачках при взгляде на меня читалась боль.

Она никак не комментировала произошедшее. А что тут еще скажешь? Всё и так понятно.

– Зачем ты пришла? Это же опасно! Ты могла упасть.

Надо же. Даже сейчас я продолжала беспокоиться о ней, а при мысли, что Лиза кралась по карнизам ко мне на высоте четырех-пяти метров, становилось неуютно. Она же могла сорваться.

– Не м-могла. Я уже сто р-раз такое проделыв-вала. Мне нужно б-было ув-в-видеть тебя, – ее взгляд опустился в пол. – Прости, что мне не уд-д-далось тебя остановить. Прости… Я в-в-ведь знала, что ничем хо-хо-хорошим это не з-з-закончи…

Она осеклась на полуслове, дернулась, словно от разряда электрического тока, и зашипела от боли, оттягивая золотой ошейник от кожи.

– Греется, зар-ра-за, – сквозь зубы произнесла она, а я увидела красный след от ожога в месте, где металл касался тела. – Предупреждает, чтобы не болтала лишнего.