Берта Ландау - Посею нежность – взойдет любовь

Мерзости расхлебывать полагалось Рысе и Птиче.

Дочь вошла. Мать, не отрываясь от переводимого наспех текста, спросила:

– Что-то у вас случилось, Рысенька?

– Мне кажется, это не у нас, мам, случилось, а у тебя прежде всего, – зло возразила дочь.

Мама взглянула на Рысю. Рассеянно, мельком. Ей не терпелось снова погрузиться в работу. Трудовой ритм сбивать нельзя было ни под каким видом.

– На, смотри, читай. И читай внимательно! Если ты сейчас не вникнешь, я обещаю – уйду из дому. Мое терпение кончилось, поняла?

Ляля взяла красочный труд своего младшенького.

Прочитала.

Вникла.

– Ужас, – проговорила она слабым голосом. – Докатились. И что делать?

– Что делать? – переспросила Рыся. – А что нам всем делать? Жизни же нет никакой. Это не шутки. Я через год обязательно уйду. Куда угодно. Ты просто сама подумай, что надо делать.

– Я думала. Надо разводиться, да? – по-детски беспомощно выговорила мама.

– Это тебе решать. Перечитай еще раз. Ребенок пишет: «Я устал». Как тебе кажется, он один устал? Мы тоже люди, мы тоже устали.

– Я тоже устала, – покорно повторила мама. – Я уже сама собиралась. Сил моих нет больше. Так ты советуешь?..

– Как я могу советовать, мам? Решать тебе. Кто у нас взрослый?

Последний вопрос был совсем не праздный. Иной раз Рысе казалось, что она взрослее своей мамы, что мама законсервировалась в своей юности, осталась в том времени со всеми тогдашними идеальными установками, правилами, принципами, желаниями и нерешительностью. Дочь не ожидала, что разговор этот что-то изменит. Ей хотелось как-то встряхнуть мать, обратить ее внимание на то, как тяжко им живется. На большее она и не надеялась.

Но, очевидно, за годы жизни в настоящем и постоянном напряжении накопилась у Ляли критическая масса горя. Она действительно отправилась в суд и подала заявление о разводе. Естественно, при таком количестве детей и при таком количестве совместно прожитых лет судья назначила повторную встречу. Она хотела, чтобы супруги пришли вдвоем.

Ляля сообщила дома Артему, что ходила в суд и что им велено явиться вместе. Муж был трезв, поэтому опечалился, просил хорошенько подумать, в миллионный раз обещал исправиться, заверял, что все понимает, что постарается.

В назначенный день и час они явились на беседу к судье. Артем выглядел замечательно, мило шутил.

– Может быть, передумаете? – спросила очарованная его мужским обаянием судья и назначила еще три месяца испытательного срока.

– Ну, если за эти три месяца все пойдет не так, как шло семнадцать лет, я передумаю, – все еще надеясь непонятно на что, заявила Ляля.

– Я обещаю! Вот увидите, – убедительно улыбаясь, с облегчением заверил Артем.

Конечно, как и следовало ожидать, они за три месяца много чего увидели.

Он даже несколько раз надолго пропадал, сводя всех домашних с ума, заставляя обзванивать больницы, морги, выясняя, не попадал ли к ним такой-то…

Если говорить о переменах, то они произошли. К худшему.

Так что ничего, кроме развода, не оставалось.

И он свершился.

Артем ушел. Просил разрешения навещать детей. Но пропал так, что найти его не получалось. Бывшая свекровь вроде «не знала», где обитает ее сын. Потом все же выяснилось, что обитает он у женщины, с которой у них даже ребенок имеется! Младше Пика. Но ненамного.

Женщины большой страны мечтали о счастье. И главное счастье, в их представлении, заключалось в наличии мужчины рядом. Пусть хоть иногда. Если в прежние времена жена и дети казались серьезным препятствием для любви и близких отношений с приглянувшимся объектом, то уже во времена Рысиной юности все изменилось кардинально. Формула возникла такая: хочу – беру. А там разберемся.

Так что их папа так себя вел, вероятно, из-за головокружительного ощущения собственной востребованности. И Лялю обличал при детях в «легком поведении» благодаря своим собственным подвигам на ниве плотских утех.

А как красиво декламировал когда-то: «Я кончился, а ты жива»!

Впрочем, как ни страшно в этом признаться, без отца семья вздохнула с облегчением. Не сразу, но перестали жить в ожидании скандалов, перестали заниматься поисками пропавшего. Зажили спокойно и удивились: неужели такое возможно?

И как-то, болтая по старой привычке в своем убежище втроем, сестры и Денька уже теперь вполне по-взрослому решили никогда не заводить собственные семьи. Резоны приводились вполне понятные: а вдруг вторая половина запьет и еще к тому же начнет изменять.