Эйприл Тухолки - Между дьяволом и глубоким синим морем

— Ви, глянь-ка, — сказал он, указывая на голову. — Глянь! Они поредели. Клянусь, они поредели!

— Вовсе нет, — ответила я, не глядя.

— Ты уверена? Я не могу облысеть, Ви. Просто не могу. Мне не пойдёт лысина.

Я вздохнула и тихо посмеялась.

— Твои волосы не поредели. Даю слово.

— Ладно, — брат сделал глубокий вдох и отвернулся от зеркала. — Я тебе верю.

Я снова рассмеялась, а затем обернулась к Риверу, который только что вышел из шкафа в наряде итальянского крестьянина. Даже с красной косынкой вокруг шеи. Наверняка одежду оставили богемные друзья моих родителей. Парень даже где-то откопал укулеле и сел на один из рваных бархатных диванов, наигрывая аккорды из «Лунной реки» [4] «Moon river» (рус. Лунная река) — песня Генри Манчини на слова Джонни Мерсера, написанная в 1961 году. Она была исполнена Одри Хепбёрн в фильме «Завтрак у Тиффани» и была удостоена «Оскара» в номинации «Лучшая песня года». в честь моего платья.

Джек осматривал комнату, пока не нашёл клетчатый жилет и твидовый берет. Он улыбался, и мне казалось, что мальчик хорошо проводил время, но он был таким тихим… У меня появилось впечатление, что он привык быть молчаливым и смирным. Парнишка не был похож на остальных детей: безрассудных, невинных и озорных. И я гадала, почему.

Джек отнёс свой костюм в шкаф и вышел, походя на уличного парнишку из фильмов, который продавал газеты на углу. Это было чертовски мило, хоть я не считала себя особо восприимчивой к милостям. Мне захотелось сесть и нарисовать его, прямо сейчас. А желание снова взяться за кисти у меня уже давно не появлялось.

Мы с Люком научились рисовать раньше, чем говорить, и пока другие дети баловались с карандашами, у нас была коробка акрила. Но, наблюдая, как родители многие годы ставили в своих приоритетах искусство выше детей, меня затошнило от всего этого. Я окончательно рассталась со своим хобби прошлой осенью, когда они уехали в Париж. Люк не рисовал годами, с момента смерти Фредди, насколько я знала. А парень был гораздо талантливее меня. Он был очень хорош, прямо как наш отец.

Я вспомнила о влажных кисточках в гостевом доме.

— Люк, ты снова рисуешь? — я посмотрела на него, сидящего в полосатом костюме рядом с Саншайн на кучке пыльных, старых, бархатных подушек. Он проигнорировал меня и стал ласкать её ухо. Я пнула его по ноге.

— Просто скажи, ты снова начал рисовать? Это бы сделало меня счастливой.

Но брат не ответил, просто продолжил целовать подругу. Может, он считал это слишком личной темой для обсуждения. Я снова его пнула, но отстала.

Джек сел между мной и Ривером. Его присутствие пробудило во мне материнский инстинкт, даже невзирая на то, что этот мальчик был стойким и молчаливым, и едва похожим на ребёнка. И всё же, это заставило меня задуматься, что, будь я матерью, то не проводила бы все свои дни с творческими друзьями, беседуя о Ренуаре или Родене. Или не уехала бы в Европу, исчезая на много месяцев. Нет… я бы сидела с ребёнком и делала ему холодный чай с кленовым сиропом, и рассказывала сказки. Необязательно делать это каждый день. Но хотя бы иногда. Просто чтобы он знал, что его любят.

Джек начал зевать, что было вполне логично. Он провёл последние несколько ночей на кладбище, в поисках Дьявола. Я подумала о его словах при входе в Ситизен. О том, чтобы Ривер показал ему, как он это сделал.

Парень почувствовал мой взгляд и оглянулся. Его пальцы замерли на укулеле, а глаза были широко распахнутыми, счастливыми и умиротворёнными.

Я решила вернуться к образу Скарлетт и не думать о кладбище и Дьяволе до утра. Фредди однажды сказала, что я была худшей из упрямцев — потому что вообще не была упрямой. Я была терпеливой, но непоколебимой. Упрямца можно было отвлечь или обвести вокруг пальца. Но не меня. Я просто держалась и держалась за своё, не сдаваясь, пока не добивалась желаемого. Даже после того, как всем остальным становилось плевать. Я не знала, было ли это действительно так. Может, бабушка просто на меня злилась в тот момент.

Джек снова зевнул. У него были острые скулы, выступающие, когда он широко открывал рот, и мне подумалось, что он будет очень элегантным мужчиной, когда подрастет; жизнерадостным, как Джордж Сандерс — известный киноактер 40-х годов.

Джек закрыл глаза и уснул.

Я повернула голову и посмотрела в окно. Мой взгляд скользнул по солнечному лучу, падающему на старый сундук в углу, из-за чего его черная обивка казалась светлее, почти коричневой. Я осознала, что это был тот же сундук с бутылкой джина и красной карточкой. Совсем забыла, что хотела снова его обыскать.