Матильда Старр - Она – его собственность

Сейчас, когда я не видела его, мне почему-то стало куда неуютнее.

Вдруг он ударит меня? Выльет на голову графин воды?

Его голос раздался куда ближе, чем я думала. Кожа от этого покрылась мурашками.

– Хочешь меня?

– С ума сошёл? – От возмущения я чуть не вскочила.

Хотела было повернуться, но он схватил меня за шею и пригнул к полу.

– Подонок… – прошипела я сквозь зубы. – Иди спроси свою Алиаду. Хотя её даже спрашивать не нужно, всё на лице написано!

Я думала, он разозлится, но Дар рассмеялся. Хватка слегка ослабла.

– Не хочешь, значит. Ничего. Сейчас захочешь.

Я ещё не успела осмыслить его слова, когда с ошеломлением почувствовала, как словно горячее вино хлынуло по жилам и как сладким спазмом отозвалось между ног.

Вот! Вот об этом я читала! О том, что тёмные могли одним своим желанием вызвать возбуждение в человеке. Скотина, и он сейчас делает это со мной. Забавляется, зная, что я не смогу противостоять.

Мысли путались, ноги разъезжались, я словно горела, хватая воздух вмиг пересохшими губами. Слабость кружила голову. Грудь ныла, будто требуя прикосновения.

Я сжала зубы. Не поддамся. Боги, как же хочется повернуться, прильнуть к мужским ногам, потереться о них, словно течная кошка. Хочется умолять, чтобы Дар взял меня.

Он вдруг рассмеялся:

– Я так и думал. Поняла теперь своё место? Вы, люди, созданы для того, чтобы подчиняться нам.

Не знаю, каким чудом, собрав все силы, но я смогла стряхнуть наваждение. Подняла глаза и прошипела:

– И не мечтай!

Глаза Дара полыхнули ответным вызовом. Я почувствовала, как он усилил давление – нахлынула такая сокрушительная волна, что я аж застонала от мощного желания. Всё тело сотряслось в сладкой судороге. Ноги свело, у меня потемнело в глазах.

Когда я пришла в себя, собственное тяжёлое дыхание и барабанный бой сердца оглушали. Всё тело дрожало. По рукам и ногам расплывалась томительная слабость. Трусики промокли насквозь. Свидетельство моего возбуждения.

Боги, я кончила. Я сейчас кончила только потому, что он использовал на мне ауру тёмных. Не прикоснувшись и пальцем.

И он об этом знает.

– Ненавижу тебя… – в бессилии прошептала я.

Дар развернулся и бросил через плечо:

– Пошла вон. Больше ты мне не нужна.

Он исчез за дверью, а я быстро оделась, испытывая непреодолимое желание кинуться в душ, и мыться, и скрести себя до крови. Да только ощущения не сотрёшь, как ни старайся.

Но нет…

Если Дар думает, что этим он поставил меня на место, то он слишком плохо меня знает.

Я дождался, когда за ней закроется дверь, и только тогда протяжно выдохнул, прислоняясь вспотевшей спиной к прохладной стене.

Слава богам, она ушла сразу. Слава богам, иначе даже не знаю, сумел бы я удержаться. Всё-таки это было чересчур, для первого раза так точно.

Пах надрывно пульсировал. Я запустил руку под резинку штанов, провёл по члену, снова представляя, как она передо мной… на коленях… её тело в полумраке комнаты. Золотистая кожа, тонкие лепестки лопаток, нежный изгиб спины. Кольца янтарных волос, струящихся по плечу, голова, склонённая набок, словно Триана прислушивается к происходящему. Её робость, смущение и что-то неясное, терпкое, выкручивающее внутренности, лишающее дыхания.

Я даже не ожидал, что это будет настолько… круто.

Думал и воображал себе многое, но реальность оказалась куда ярче. Чувственнее. Оглушительнее. Мне банально снесло крышу.

Не только потому, что я впервые попробовал на вкус эмоции не защищённого амулетом человека, но и потому, что это была она. Та самая Триана. Бельмо на глазу, чёрная овца в стаде белых, позорное пятно на гербе Каарской академии.

Та, из-за которой я всерьез подумывал бросить академию, едва отучившись курс. Просто потому, что и подумать было невыносимо – учиться в одном месте с человечкой. Еще тем летом, когда кто-то из парней сказал, что Сартр окончательно впал в старческий маразм и принял в академию человека, я твёрдо решил, что устрою выродку такую жизнь, что он пожалеет, что вообще к нам сунулся.

Тогда я не сомневался, что так и будет.

И что же – выродок оказался девицей.

Как сейчас помню день, когда увидел её впервые. Тоненькую рыжеволосую фигурку, одинокую на академическом дворе. Другие первокурсники все держались друг друга, болтали, разбившись на группы, – и только она одна стояла поодаль, горделиво расправив плечи. Один взгляд – и словно резкий укол прямо в сердце. Смесь гнева, пренебрежения, желания уничтожить, прогнать к чертям и… непонятный мне самому интерес. Возможно, даже восхищение.