Виолетта Якунина - Горячее сердце, холодный расчет

Они прощались страстно, их пылким объятиям и поцелуям не было конца. Даже когда рассвет заглянул к ним в окно, их ненасытимость друг другом еще не была утолена. Но время не может стать резиновым, растягиваясь до бесконечности от желания двух сердец, стучащих в унисон. Время имеет границы, как бы глупо и жестоко это ни казалось влюбленным.

— Пора ехать, — грустно заметила Ритка.

— Да, пора.

— Тогда присядем на дорожку, так говорят в моей стране.

— Присядем, — согласился Жак.

Они молча посидели на кровати рядышком, как нахохлившиеся воробышки. Он встал первым.

— Я не подарил тебе своего подарка. Помнишь? — Он поднял с пола, как всегда, небрежно брошенный им пиджак и достал из кармана конверт.

— Что это? — спросила удивленно Ритка.

— Посмотри.

Она вскрыла конверт, в нем оказался еще один фирменный конверт компании «Эр Франс».

— Это билет с открытой датой на твое имя, только в один конец, — сказал Жак. — Я буду ждать тебя.

Уже стоя в дверях, они целовались до тех пор, пока сердце чуть не выскочило из ее груди, а губы не вспухли так, что это было визуально заметно. Квартира Жака не отпускала Ритку, и сам хозяин удерживал ее за талию. Но все когда-нибудь заканчивается. Они спустились вниз и сели в его видавший виды «Понтиак», который утром ему доставили из ремонта, и помчались по улицам Парижа.

Времени оставалось лишь на то, чтобы принять душ и переодеться. Ритка сделала это все достаточно быстро. Она надела полосатый брючный костюм, который сшила сама, но он пока оставался ни разу не надеванным. В глубоком вырезе стильно сверкало колье и переливалась подвеска. Ритка ободряюще улыбнулась своему отражению. В ее сумочке лежал билет и согревал ее беснующееся сердце. Выйдя в гостиную, она обнаружила обоих своих мужчин. Жак варил кофе, а Поль сидел на табурете и страдал от последствий перепоя.

Они быстро заглотнули огненный напиток и дружно встали. Поль был небрит, на нем небрежно смотрелись голубые джинсы и замшевый пиджак. Жак был в черных джинсах, белой рубашке, исписанной черными китайскими иероглифами, а белый свитер свисал с его плеч. «Господи, какие же они классные, — подумала Ритка — оба!» — и ласково им улыбнулась. А внизу уже сигналили Натали и Антуан. Пора было ехать в аэропорт.

— Долгое прощание — лишние слезы, — сказала Наташка и заревела.

— Эй, мы так не договаривались, — заметила Ритка и тоже заплакала.

Они стояли посреди аэропорта, вцепившись друг в друга, в окружении растерянных, переминавшихся с ноги на ногу мужчин, и ревели, бормоча что-то по-русски. А очередь медленно, но верно продвигалась к стойке, за которой доблестно трудилась симпатичная таможенница. Но вот наконец девушки оторвались друг от друга.

— Ты будешь писать, звонить и приезжать, — ткнула своим пальчиком в Риткину грудь Натали.

— И ты будешь делать то же самое, — улыбнулась ей Марго.

— Заметано!

— Заметано!

Ритку поцеловал Антуан, получивший наконец доступ к ее телу, и сказал, что ужасно рад знакомству с ней. Она его обняла и сказала, что ждет их с Наташей к себе в гости. И повернулась к двум мужчинам, ожидавшим своей очереди. «Кто будет последний?» — мелькнуло у нее в голове. Они стояли и выжидали, предоставляя ей право выбора. Хитрые какие! Жак на нее даже не смотрел — пялился в потолок своими зелеными глазищами, видимо, что-то важное разглядывал. Поль страдал, опустив очи в пол, понимая, что, как интеллигентный человек, он должен предпринять что-нибудь. Он сделал первый шаг, но глаза у него были при этом как у побитой собаки. Поля было жалко, но другого выхода не было, как не имелось ни капли графской крови у нахального Жака. Поль протянул Риге руку и медленно привлек ее к себе.

— Я люблю тебя и буду ждать всю жизнь, кто бы рядом с тобой ни был. Наш уговор в силе. И ты моя невеста. Моя! — жарко зашептал он ей на ухо. — Ты слышишь меня?

Она молча кивала, борясь со слезами и дрожа всем телом. Видно, желание, загаданное под мостом Марии, — очень сильная штука. Любви было много, но проку от нее по-прежнему — никакого.

Очередь Ритки давно прошла, возле конторки девушки-таможенницы стояли мать с сыном, за ними оставался лишь дедок в бордовом пиджаке, весь багаж которого составляли кожаный кофр и зонт-тросточка.

Пришла пора прощаться с Жаком. Это было особенно больно, хотелось в который уже раз отбросить условности, повиснуть у него на шее и признаться, что она не желает с ним расставаться. Все ее тело ныло от воспоминаний и сопротивлялось необходимости отъезда. Он стоял чуть поодаль от Лотреков, и она подошла к нему сама.