Лариса Королева - Тайна трех подруг

— Очень помогли, — поблагодарили визитеры нестройным хором. — Спасибо.

— Итак, — подвела итог Рината, когда вся компания вышла из здания больницы и остановилась у припаркованных перед входом автомобилей. — Похоже, люди, которые приходили к Артуру от «шефа», знали, в какую игру он сыграл. А стало быть, и Артем был в курсе. Что же твой старый друг и родственник ничего не сказал тебе?

— Что-то тут не так, Рина, — медленно протянул Кафлан и решительно добавил: — вот что, девочки, поехали-ка все опять ко мне, а я вызову Артема. Послушаем, что он нам споет.

Рината оглянулась на девочек, но те решительно закивали: поехали, поехали! И пока они усаживались в машину, кавказец, нажав на пару кнопок сотового телефона, коротко приказал:

— Остров, давай срочно ко мне. Да, горит! Немедленно приезжай.

Артем подъехал к дому Кафлана буквально следом за Ринатиной «семеркой».

— Не дом у тебя, брат, а просто цветник, — весело сказал крупный темноволосый мужчина в черной майке и светлых брюках свободного покроя, проходя в холл следом за Ринатой и девочками. — Знакомь с гостьями.

По-видимому, по дороге хозяин отдал телефонное распоряжение и дочери, поскольку, когда они вошли в холл, столик снова был накрыт по «варианту номер три», по девушки нигде не было видно.

— Это Рината, — сказал Кафлан Артему и запнулся. Имен сестер он не знал: старые уже забыл, а новых они так и не назвали.

Женя со Светой и сейчас промолчали, но Артему вмиг стало не до девчонок, которых он только что разглядывал с восхищенным интересом. Он уставился на Ринату как на приведение, возникшее во мраке ночи, чтобы запутать, свести с ума.

— Вот как? Сама пришла?

— Почему бы нет? — пожала она плечами. — Я ни в чем перед тобой не виновата. Ты — передо мной и моими близкими — наверное, да. Поговорим?

— Подожди, Рина, сначала позволь мне задать несколько вопросов. — Кафлан перевел на шурина ставший вдруг мрачным и тяжелым взгляд.

Артем опустился в кресло, распечатал новую пачку «Парламента», легким щелком выбил из нее длинную сигарету с белым фильтром, потянулся за лежащей на столе зажигалкой и приготовился к непростому разговору. Ярко выраженные восточные черты его лица, словно высеченного из серого камня, обострились и затвердели.

— Скажи-ка, пятнадцать лет назад ты навещал в больнице своего водителя?

— Навещал.

— Что, сам, лично?

— Ну, не лично… Другого своего водилу, Петровича, послал. Надо было ключи от служебной машины забрать. Что ты имеешь в виду? Если ты опять про сломанную ногу, то Петрович подтвердил: парень на койке лежал, а нога в гипсе была.

— Что же ты тогда сказал мне, что будто бы сам приезжал и с лечащим врачом говорил? — строго продолжал вопрошать Кафлан.

— Какое это теперь имеет значение? — Артем выпустил в потолок струю непрозрачно-белого дыма и легонько постучал сигаретой о край пепельницы.

— Теперь уже — никакого. А кого ты в больницу на следующий день, в воскресенье вечером, послал и с какой целью?

— Это при всех обсуждать надо? — Допрашиваемый обвел мрачным взглядом Ринату и сестер, словно прося их покинуть помещение.

— Да, при всех, — с вызовом ответил Кафлан. — Хватит секретов, Остров! Рина заслужила право знать правду. Говори.

— Зачем говорить? Ты ведь уже сам все понял.

— Говори!

— После того как ко мне в слезах прибежала сестра — а она была тогда беременна твоим сыном — и рассказала о плевке в лицо, который получила от твоей любовницы, я просто не мог не вмешаться в ситуацию, Кафлан! Ну поставь ты себя на мое место. Я должен был вступиться за честь сестры. Но я не хотел убивать Лану, тем более — твоего ребенка. Клянусь жизнью своих близких! Я всего лишь дал Артуру поручение найти ребят, чтобы пуганули девку. Ну, чтобы подстерегли одну и сказали, что не исчезнет, мол, из города, в лицо кислотой плеснут — кому нужна такая будет… Ты прости меня, брат, но разве я мог предположить, что этот придурок организует взрыв машины! Разве мог представить, что Лана станет инвалидом и потеряет ребенка?!

— Вот оно что. — Кафлан провел руками по лицу, будто омывая его водой. И так глухо, но ровно и спокойно зазвучал его голос, что Свете стало жутковато, и она прижалась к матери, взяв при этом за руку не менее испуганную Женьку. — Стало быть, все-таки ты…

В холле повисла напряженная тишина. И в этой гулкой тишине раздался неожиданно-резкий скрип. Марина, уже не скрываясь, стояла на пороге комнаты второго этажа и смотрела вниз из-за приоткрытой деревянной двери с матовыми стеклами, прижимая ладонь к губам. Из ее больших черных глаз катились слезы, стекая по тоненьким пальчикам на яркий халатик.