Ольга Карпович - Очаровательная мстительница

– Но кто? – изумился Николас.

И Михаил, дернув плечами, бросил:

– Иван. Быстрее, босс, будите девочку.

– Нужно же документы… – неуверенно сказал Николас, оглянувшись на сейф в стене.

Насколько он помнил, все важное лежало там. Но Михаил мотнул головой:

– У нее все уже с собой, фальшивые ксивы, что там еще… Главное, вы поторопитесь, она бесконечно ждать не сможет. Возьмите только самое необходимое для ребенка.

Николас, зашнуровав кеды, метнулся в детскую. В голове стучало: «Иван… Неужели Иван оказался предателем? А казался таким верным, я даже ревновал к нему в первые дни. Поэтому мы уходим так поспешно и тайно? Ну конечно, ведь неизвестно, кому в доме можно доверять…»

– Малыш, просыпайся, – прошептал он, опускаясь на колени у кроватки.

Мария недовольно сморщила носик, потом глаза и сонно уставилась на отца. Николас подхватил ее, теплую со сна, на руки и принялся умело одевать. Крохотные полотняные брюки, футболка с вышитой пайетками собакой, которую Мария так любила, ветровка, кеды… Дочка сладко зевала у него на руках и норовила привалиться головкой к плечу и снова уснуть.

– Мы куда? К маме? – спросила она и обняла Ника за шею.

– Да, – твердо сказал он, прижав ее к себе и выходя в полутемный коридор, где уже ждал Михаил. – Мы поедем к маме.

Мария мгновенно успокоилась, пригрелась у него на руках и вскоре засопела носом, уснула. Ник, бережно держа ее на руках, спустился во двор и сел в подогнанную Михаилом машину. Ехать, насколько он помнил, было недалеко. Он знал тот причал в грузовом порту, возле которого стояли на приколе Ольгины баржи. Как-то раз был там вместе с ней. Каких-то 30–40 минут, и он, наконец, увидит ее. Чудесную, единственную…

Мог ли Олег предположить, что этим кончится? Наверное, если бы мыслил на холодную голову, то мог бы. Все-таки не мальчик уже, не первый день в органах. Он отлично знал, что в подобных ситуациях далеко не всегда слепо следуют букве закона. Что прирученный преступник на свободе может быть полезнее, чем он же на цепи, в клетке. Что, пойдя на сделку с одной из мразей, можно переловить сотню других. Все это были житейские дела, и он и сам не раз принимал в таком участие.

Но Ольга Котова – его, пожалуй, единственная страсть в жизни – почему-то казалась ему иным делом. Наверное, просто потому, что он сам положил двадцать лет на то, чтобы ее прижать. Сколько раз она уходила, уворачивалась в последний момент, скользкая и неуловимая, как гадюка. И вот, казалось, теперь ничто уже не могло ее спасти. Ее взяли с поличным за убийство. Она, конечно, могла хорохориться, дерзить, уверять, что ее ни за что не экстрадируют в Россию, а здесь адвокаты ее отмажут и приплести контроль над наркотрафиком к делу не дадут. Но Олег был уверен, что наши высшие чины не захотят выпускать из рук такую жирную добычу и как-нибудь сторгуются, чтобы Котову переправили на Родину.

Когда явились эти две шишки из верхов, он поначалу было и подумал, что сейчас начнется торговля за белокурую голову Оленьки Котовой. Но что-то пошло не так. Слишком долго они там с ней заседали, слишком активная возня началась после. Уже тогда в мозгу поселилось жуткое подозрение. А когда Олегу поступил приказ сваливать из гостеприимной Турции обратно в Россию, потому что операция сворачивается, он в панике понял, что случилось то, что он как профессионал должен был предположить. И не предположил только потому, что совершенно помешался на этой проклятой Фараонше.

Они с ней договорились. Припугнули, что посадят. Или, скорее, нет, этим ее не испугаешь. Пригрозили устроить небо в алмазах ее смазливому греку и их отродью, вот что. И она повелась. Котова и так была известна тем, что не бросает своих. А тут поздняя бабья любовь, единственный ребенок… Конечно же, они ее сломали. И пускай теперь ей недолго осталось коптить небо, рано или поздно ее уберут либо свои же, либо те, кому она отныне будет поставлять сведения. Но он, Олежек Рогов, уже не будет иметь к этому никакого отношения. Его слили. Дождались, пока он принесет им Фараоншу на блюдечке, и слили. Суки!

Полдня Олег метался по номеру, не в силах осознать, что его основную цель, его мечту, его одержимость, если хотите, вот так просто у него отобрали. Казалось, встреться ему сейчас в коридоре гостиницы эта генеральская рожа, он бы, воя, вцепился в нее когтями и драл бы, драл, пока не превратил бы ее в кровавое месиво. Гнев клокотал в груди, требуя выхода. Но какого? Идти войной на Генштаб? Устроить тут, в Турции, локальный бунт?