Виктор Гавура - Нарисуй мне дождь (СИ)

Ли быстро оделась. Торопливо отыскала в сумочке пачку «Опала». Закурила. Глубоко затянулась и длинно выдохнула сквозь зубы. Целое облако дыма окутало ее. Сжатые зубы изменили нежный овал ее лица, черты ее стали незнакомыми, злыми. Свет лампы немилосердно подчеркивал, как постарело и осунулось ее лицо. Держалась она очень прямо, в ее необыкновенно тонкой фигуре чувствовалось напряжение перетянутой струны. Встал, оделся и я. Комнату до краев заполнило напряженное молчание. В центре на полу желтый свет электрической лампочки очертил круг, напоминавший цирковую арену, посреди которой сошлись мы лицом к лицу, пристально глядя друг на друга. Я первый отвел глаза, иначе Ли могла простоять так весь день.

— Да! Мне тоже не нравится, как я живу… — ломким голосом сказала Ли, затянулась и закашлялась сухим надрывным кашлем. ‒ Уточняю, как я с тобой живу! ‒ откашлявшись, проговорила она, старательно артикулируя каждый звук, очевидно для того, чтобы если я что-то не расслышу, то прочту по губам.

Расправив плечи, Ли подняла голову, став выше меня ростом. Она застыла передо мной прямее стрелы. Тени вокруг глаз придали ее лицу трагическую выразительность. Милая линия губ гневно затвердела, брови грозно нахмурились, тонкие ноздри возбужденно раздувались, а глаза недобро, по-волчьи сверкнули мне в лицо темно-зеленым, изумрудным светом. Меня поразила эта новая, невиданная красота ее лица. В ее взгляде, во всей ее осанке выразилось столько оскорбленного достоинства и негодования, что я невольно ею залюбовался. До того необыкновенна была эта возмущенно гордая красота в сочетании с пленительной хрупкостью ее тела.

— Ты отгородился мною ото всех, никто тебе не нужен, а на самом деле и я тебе не нужна. Меня с тобой связывают вот только эти, заляпанные твоей молофьей простыни и выпивка, хотя ты делаешь вид, что ни то, ни другое тебя не интересует. И я знаю, почему ты такой «отстраненный»! Ты не веришь в искренность людей. Небось, и мне не доверяешь, а я так тебя люблю… Я люблю тебя так сильно, что сильней уж некуда и в этом твоя власть надо мной! Совсем себя потеряла, надышаться на тебя не могу, нашла наконец, своего, единственного… В моей жизни ничего не было и было так много всего, я даже думала, что я ее уже прожила. Раньше у меня все было легко, я просто жила и тебя любила, всю свою жизнь, еще до того, как встретила. Я так тебя ждала! Если б ты только знал, как я тебя ждала…

Потом появился ты, и вначале мне с тобой было так хорошо. Эх, если б ты знал, как мне было хорошо! Ты оказался тем самым, моим… А потом я почувствовала, как бритвой по коже: еще не больно, а кровь капает, и поняла, что я несчастлива, — голос ее сломался, но лишь на мгновенье, — Думаю, что и ты меня любишь, но мало. Да, любишь, хотя сам себе в этом не признаешься. Ты предпочитаешь, чтобы тебя любили, но самому не любить, тебе так удобнее. Знаешь, почему? Ты боишься любви, потому что ты не сможешь ею управлять, ты сам будешь ей подчиняться. Этого ты боишься больше всего, принадлежать человеку или чувству. Ты боишься потерять свободу и власть надо мной, ты настоящий рабовладелец и трус!

Ее высокая грудь бурно вздымалась, она упивалась собственными словами, забываясь в своей ярости.

— Все, что у нас с тобой, все неправильно, все у нас не так, а ты ничего не видишь, не понимаешь, только осуждаешь за пьянку. А знаешь, почему я пью? Не сберегла я себя для тебя, не такая тебе нужна, разве я этого не понимаю. Ты умный и знаешь все на свете, а сердцем ты дикий, не можешь ты мне помочь. Эх, да что там говорить! Я для тебя просто, без затей, станок для ебли и собутыльник в одном лице, удобная вещь. Нельзя со мной так, ты мне все прощаешь, ты же мне душу этим рвешь, как ты этого не понимаешь? А еще считаешь себя большим умником. Эх, ты, телепень! — она сорвалась на крик.

— Видишь этот стакан?!

Она схватила со стола граненый стакан, в таких продают газированную воду в автоматах (его точно разлучили с одним из них…), и с маху разнесла его о стену, лишь осколки брызнули во все стороны.

— Это то, что между нами было! Прощай, моя любовь, — она всхлипнула и умолкла.

Тишина, сверлящая тишина повисла надо мной. Я стоял и готов был провалиться сквозь землю. Ли была права. Почему изменились наши, ставшие животными отношения, я не знал. Любил ли я ее? Не знаю. Она была мне дороже всего на свете, моя привязанность к ней была сильнее, чем жизнь или сметь, ‒ я не задумываясь, отдал бы за нее жизнь. Вместе с тем, я видел все ее недостатки, и многие из них не мог ей простить. Я не понимал, как можно жить не мечтая, ни к чему не стремясь. У нас был разный жизненный опыт, иногда это помогало нам обоим, но чаще, он нас разделял, все чаще наши интересы не совпадали.