Таррин Фишер - Испорченная кровь (ЛП)

Хлопаю рукой по рту и сжимаю своё оружие

крепче. Не опускаю нож и держу его готовым к

действию. Я делаю шаг на ковёр, мои пальцы

заворачиваются

вокруг

ворса,

как

будто

им

н е о бход и м о за что-т

о держаться.

Кровать

с

балдахином находится у дальней от меня стены.

Похожа на постель ребёнка, в плане дизайна, но по

размеру больше королевского. На двух столбиках

карусельные лошади в натуральную величину, их

древки исчезают в деревянных балках на потолке.

Камин слева от меня, окно справа. Я с трудом дышу.

Сначала зажигалки, затем ключ, а теперь... это.

Как можно быстрее я выхожу оттуда. Закрываю дверь

позади себя. Есть ещё одна, более пугающая, чем

предыдущая. Либо это просто моя интуиция, или же

здесь последнее место, где мой похититель может

скрываться? Я стою перед ней долгое время, моё

дыхание клубится в воздухе, и окоченевшие пальцы

здоровой руки сжимают маленький нож. Хватаюсь за

ручку травмированной рукой и вздрагиваю, когда

боль стреляет по руке. Открываю дверь настежь и

жду. В комнате темно, но до сих пор никто не

выскочил на меня. Я делаю шаг вперёд и нащупываю

выключатель.

И тогда я слышу его — мужской стон, глубокий и

гортанный. Я пячусь из комнаты, направляя нож на

звук. Хочу убежать, подняться вверх по лестнице и

запереться в круглой комнате. Но не делаю этого.

Если я не найду того, кто привёл меня сюда, то он

будет меня искать. Я не буду жертвой. Не снова. Моё

сердце

бьётся

с

перебоями.

Стон

внезапно

прекращается, словно там поняли, что я здесь. Я

слышу, как он дышит. Интересно, слышит ли он

меня. Шум возобновляется, приглушённые слова, в

этот раз он как будто говорит сквозь что -то. Слова...

Слова, которые звучат, как : « ПОМОГИ МНЕ» ! Это

может быть ловушка. Что мне делать? Я иду прямо в

неё.

Никто не нападает на меня, но моё тело

напряженно и готово к действиям. Глубокие стоны

« О-о-о-о-о-ги,

о-о-о-о-о-ги»

становятся

более

настойчивыми. Ищу выключатель, и это означает,

что я должна переложить нож в ушибленную руку. Не

важно, если кто-то нападёт на меня, я выдержу

любую боль, только чтобы вспороть их. Нащупываю

его: широкий, плоский квадрат, который нужно

подтолкнуть вниз двумя пальцами. Пока загорается

свет, я быстро перекладываю нож обратно в

здоровую руку. Комната освещается ж ёлтым, цвета

мочи, светом. Он мерцает, прежде чем устанавливает

связь с источником тока, и начинает жужжать.

Я

моргаю

от

внезапной

перемены

освещённости. Моя рука с ножом ударяет воздух.

Передо мной никого нет, никакого врага, но есть

кровать. На ней мужчина. Его руки и ноги привязаны

к четырём столбам белыми лоскутами. Он с

завязанными глазами и кляпом во рту, из той же

белой ткани. Я в шоке наблюдаю, как его голова

дёргается из стороны в сторону. Мышцы мужских рук

туго натянуты, так что я могу видеть очертания

каждого мускула, от начала и до конца. Спешу

вперёд, чтобы помочь ему, но останавливаюсь. Я до

сих пор могу быть в опасности. Это может быть

ловушкой. Он может быть ловушкой.

Иду осторожно, всматриваясь в углы комнаты,

как будто кто -то может выйти из деревянных стен.

Резко оборачиваюсь к двери, в которую вошла, чтобы

убедиться, что никто не крадётся за мной. Я

продолжаю оглядываться, пока не добираюсь до

кровати. Моё сердце колотится до боли. Я вращаю

запястьем руки, которая сжимает нож. Рядом с

кроватью находится дверь. Я открываю её пинком, и

мужчина замирает, его лицо повёрнуто ко мне, его

дыхание становится тяжёлым. У него тёмные

волосы... на лице довольно много щетины. В ванной

комнате пусто, занавеска отодвинута, как будто мой

похититель старался — в последнюю минуту —

успокоить меня, что его там нет. Я выхожу из ванной.

Мужчина больше не борется. Повернувшись спиной к

стене, я тянусь к нему и дёргаю с его глаз повязку и

кляп. Наполовину опираюсь на него, когда мы видим

друг друга впервые. Я вижу его шок. Он видит мой.

Мужчина быстро моргает, как будто пытается

прояснить взгляд. Я роняю нож.

— О, господи. — Я произношу второй раз. Не

хочу, чтобы это стало моей привычкой. Я не верю в

Бога.

— О, господи, — говорю я снова. Медленно