Элеонора Мандалян - Там, под небом чужим

– Меня ты нисколько не разочаровал, – ответил за себя Левон. – Начинать с нуля в чужой стране одному всегда трудно.

– Но ведь ты писал нам, что нашел работу по специальности.

– И я не обманывал вас. Я действительно работаю в строительном бизнесе.

Видя, что эта тема неприятна сыну, они попытались от нее уйти.

– Скажи, Давид, – осторожно начала Лана, – с Пегги у тебя это серьезно?

– А что ты называешь серьезным?

– Ну-у… собираешься ли ты на ней жениться?

– Так мы уже живем вместе, мама.

– Это не одно и то же, согласись.

– Ты еще не врубилась, что мы в Америке, в свободной стране. Женаты, не женаты, какая разница. Люди должны быть вместе, пока им этого хочется, пока им друг с другом хорошо и приятно.

– Вот как? И никаких обязательств?

– Обязательств?!. Разве можно любить по обязанности?

– А если будут дети?

– Дети будут только в том случае, если мы убедимся, что хотим остаться вместе, что способны вырастить их и поставить на ноги. Свадьба и регистрация в мэрии не самоцель.

– По-моему наш сын рассуждает вполне логично, – улыбнулся Левон. – По крайней мере глупостей он явно не натворит. Не хорошо только, что Пегги пришлось из-за нас уйти.

– It’s OKay. Don’t worry.

– Как я погляжу, ты свободно уже владеешь английским, – заметил отец.

– Да нет, куда там. Просто привычка вставлять расхожие слова и фразы. Извини. А впрочем, к языку вам так или иначе придется привыкать. Без этого здесь шагу не сделаешь. Вы, наверное, устали с дороги, к тому же поменяли день на ночь.

– Да, если честно, глаза слипаются, – не стал отрицать Левон.

– Ваша постель чисто застелена. А о нас троих девчонки, я думаю, позаботятся. Вы не обидитесь, если с утра я уйду на работу? У меня срочный заказ. Не хотелось бы его терять. Найти заказ здесь – уже половина дела. Иногда месяцами сидишь без работы. А тут, как на зло… или на счастье, подвалило.

– Нет проблем, – заверила сына Лана, в глубине души затаив обиду. После такой долгой разлуки можно было бы несколько дней посвятить родителям и сестрам. Пообщаться, что-нибудь показать. Неистребимый советский подход мешал ей здраво осмысливать новую ситуацию.

Видимо чувства Ланы, независимо от нее, отразились на ее лице, потому что Давид сказал виновато:

– Мы наверстаем все на weekend. Хорошо, мама? Sorry.

– Во сколько ты уезжаешь на работу? – поинтересовался Левон. И, предвидя возражения сына, тоном, исключающим отказ, твердо добавил: – Я хочу поехать с тобой.

Давид явно смешался. Даже, как показалось Лане, покраснел слегка.

– Папа! Это неразумно. Ты только что с дороги. Вам еще предстоит аклиматизация. Ухожу я чуть свет. Умоляю, выспись как следует. Тебе там даже присесть негде будет.

– Когда ты уходишь?

– В шесть.

– Ну посмотрим. Как говорится, утро вечера мудренее. Если просплю, значит так тому и быть.

Сложив у стены складные стол и скамейки, Давид кое-как втиснул на балкон раскладушку, наотрез отказавшись спать в living-room, чтобы не стеснять сестер.

– Знали бы заранее, что наш сын живет в таких ужасных условиях, что мы его так стесним, не приехали бы, – вздохнула Лана, тщетно пытаясь приладить под голову узкую длинную подушку.

– Условия ужасные для пятерых. А для двоих вполне терпимо, – возразил Левон уже сквозь сон.

– Да о чем ты говоришь! У него же абсолютно пустой дом. Разве так мы его растили?

– Мы тоже не с пуховых перин стартовали. Были б руки да голова. Да запас времени впереди. А вещи – дело наживное.

Долго еще Лана вертелась и вздыхала. Ее мальчик, ее бедный мальчик, сбежав от отечественной разрухи и беспредела, оказался в более худших условиях, чем имел там, у себя на Родине. И эта анемичная филиппинка под боком. Ну разве они пара. Разве таким она видела его будущее.

Как ни старался Давид неслышно проскользнуть мимо родителей – даже решил не умываться дома, чтобы их не разбудить – но отец, как солдат по боевой готовности, тут же поднявшись, принялся натягивать брюки.

– Па-па, пожалуйста… – взмолился Давид.

– Тсс, – приложил палец к губам Левон. – Я тебя не задержу.

Солнце еще только вставало, но на улицах Лос-Анджелеса и на фривее уже было полно машин. Две правые полосы практически полностью забаррикадировали огромные фуры, каждая из которых была размером с железнодорожный вагон.

Они проехали уже около часа, когда Давид, хранивший всю дорогу угрюмое молчание, свернул на exit. Миновав несколько пустынных улиц, он остановил вен перед частным домом. Вылез из машины так, будто приехал один, и, не взглянув на отца, пошел по driveway к подъезду. Отперев своим ключом дверь, он все-таки обернулся. Отец стоял, прислонясь к машине: