Галина Романова: Пленная птица счастья

Аккуратно, но по-спартански. На заднем дворе родительского дома все не так. Тюльпаны, пионы, лилии, астры, маргаритки, три шикарных розовых куста — буйство красок с весны по осень. И помидорным грядкам место нашлось, и грядкам с клубникой и зеленью. А как пахнет мятой после дождя! Мама посеяла ее много лет назад в подвесных горшках на задней веранде. С тех пор мята разрослась, повисла кистями, сплелась живой изгородью.

Здесь же все скупо. Много открытого пространства. Для обзора, поняла она, дотрагиваясь до ручки черного хода. Интересно, как в доме?

— Включи фонарик, — громким шепотом попросила она Антона, когда они вошли. — Перчатки не забыл надеть?

— Нет.

— А бахилы?

— На мне.

— Все, идем.

Дом они обошли быстро. Добротная дорогая мебель, в спальне хозяина и просторной гостиной на полу ковры. На стенах ничего — ни фотографий, ни картин. Полки почти пустые. Книги по спортивному единоборству и по стрельбе. Много журналов для рыбаков и охотников. Никаких безделушек, статуэток, сувениров — просто, как в гостиничном номере. Галина поежилась. Ни малейшего намека на уют в доме этого странного человека не было. И Алины не было тоже.

— Уходим, Тошка? — тронула она его за рукав темной трикотажной кофты.

— А подвал, теть Галь? Если уж на чердаке смотрели, то в подвал обязательно надо заглянуть.

— Время, малыш, время! — прошипела Галя. — Он может вернуться в любую минуту!

— Вы уходите. Я сам обыщу подвал.

«Настырный. Упрямый. Наш мальчик».

— Ладно, идем. — Она глянула на часы.

Двадцать минут ушло у них на блуждания по дому и чердаку. Питерский поезд отправляется через полчаса. Если господин Агапов задержится помахать платочком уходящему составу — это замечательно. Если нет — им пора сматываться. Он может уже ехать обратно. И сигнализация в доме включится через десять минут.

Проклятье, как же вытащить мальчишку отсюда? Как убедить его, что все, надежды никакой? Надо спасать себя. Не надо было все-таки идти у него на поводу, подвергать его и себя такой опасности. Ох, не надо было. Отец, как всегда, оказался прав, а она великовозрастная дура, которая так и не преодолела юношеское безрассудство. Хорошо хоть Сашка караулит все подступы к дому. Слабая надежда, что он сможет отвлечь гражданина Агапова-Симакова, но лучше, чем ничего.

Подвал оказался просто-таки пещерой Али-Бабы. Сразу три комнаты. В первой, за тяжелым занавесом, обнаружилась оружейная. Антон не сразу нашел рычаг, за который нужно было дернуть, чтобы дверь открылась.

— С таким арсеналом отряд может в бой идти. — Она покачала головой и выволокла за рукав Антона. — Давай, нам здесь делать нечего, не наше добро.

В другой, узкой и длинной, со стенами, обитыми специальным звукопоглощающим материалом, находился самый настоящий тир, с мишенями и наушниками.

Третья была заперта на ключ.

— Эй, есть там кто-нибудь? — Антон постучал по отполированным доскам согнутым пальцем. — Алина! Алиночка! Ты там?

Галя подавила вздох. Мальчик просто сходит с ума — от безысходности, от того, что последняя надежда ускользает. Она, взрослый человек, давно поняла, что они никого не найдут, а до него, видно, дошло только сейчас, раз он принялся молотить ногами по двери, пытаясь ее выбить. Бил и кричал, кричал и бил. До хрипоты, до сипа, страшно кричал.

Она даже не пыталась его остановить — бесполезно. Да он бы не послушался и потом никогда бы не простил ей, уйди они, не заглянув в последнюю комнату. Галя привалилась спиной к двери, снова с тревогой глянула на часы. Пять минут до включения сигнализации. Пять всего.

Еще через две с половиной минуты дерево затрещало, полетели щепки. Дальше хруст, скрежет, сильный стук отброшенной к стене двери и тут же дикий крик Антона:

— Алина! Алинка!

— Тоша! Тоша, успокойся!

Галя шагнула следом за ним в комнату, пытаясь рассмотреть в пляшущем свете фонарика хоть что-то. Мальчик стоял на коленях и вопил над какой-то грудой тряпья. Груда валялась на кровати, рядом свернутая клубком цепочка…

Господи!

Это была никакая не груда тряпья, как ей показалось в первую секунду. Это человек, девушка, укутанная по самый подбородок одеялом. Девушка не шевелилась.

Сердце колотилось где-то в горле, когда она подскочила к койке и опустилась на колени рядом с Антоном. Отобрала у него фонарик, посветила девушке в лицо.

— Это Алина? — спросила она, хотя могла бы и не спрашивать.

Бедный Тошка трясся всем телом, хватал девушку за руки, целовал щеки, лоб, без конца что-то шептал и, кажется, плакал.