Энн Пэтчетт - Бельканто

– Что с ним? – спросил он, указав пальцем на аккомпаниатора.

Роксана Косс посмотрела на лежащего рядом с ней, словно впервые его заметила.

– Сказал, что у него простуда. Мне кажется, он просто слишком нервничает.

Ее еле слышный шепот привел вице-президента в изрядное волнение, пусть он и не разобрал всех слов.

– Переводчик! – крикнул командир Альфредо.

Рубен Иглесиас хотел было подняться и протянуть руку Гэну, но тот был моложе и его опередил – вскочил на ноги первым и сам протянул руку вице-президенту. Потом взял его под руку, как будто Рубен Иглесиас внезапно ослеп, и повел по комнате. Как быстро формируются привязанности в чрезвычайных обстоятельствах! Какие безумные мысли приходят человеку в голову! Вице-президенту уже мерещилось, что Роксана Косс – любовь всей его жизни, что Гэн Ватанабе – это его сын; что его дом больше ему не принадлежит и что его жизни, то есть тому, что он считал своей жизнью, его политической карьере, пришел конец. Интересно, подумал Рубен Иглесиас, все заложники на свете чувствуют то же самое, что и он?

– Гэн, – сказал Месснер и мрачно потряс его руку, будто выражал соболезнования, – вице-президенту необходима медицинская помощь. – Он сказал это по-французски, чтобы Гэн перевел.

– Мы тратим слишком много времени на обсуждение нужд какого-то дурака, – возразил командир Бенхамин.

– Можно мне льда? – Рубен сам встрял в разговор, и тут сознание его внезапно заполнили ледяные наслаждения – заснеженные вершины Анд, олимпийские красавицы-фигуристки из телевизора – юные девушки с осиными талиями и в коротеньких прозрачных юбочках. Рубен Иглесиас словно заживо горел, а их сверкающие коньки выписывали на глади катка изящные дуги, взметая в воздух голубовато-белую ледяную крошку. Вице-президенту захотелось, чтобы его закопали в лед.

– Ишмаэль, – бросил командир одному из своих бойцов, – марш на кухню, принеси ему полотенце и лед.

Ишмаэль, один из парней, подпирающих стены, коротышка в самых изношенных башмаках, явно обрадовался. Может, был горд, что ему что-то поручили, может, действительно хотел помочь вице-президенту, а может, просто хотел прогуляться на кухню, где наверняка оставались подносы с крекерами и подтаявшими канапе.

– Моим людям никто не дает лед, когда он им нужен! – с горечью добавил командир Альфредо.

– Разумеется, – сказал Месснер, рассеянно выслушавший перевод Гэна. – Ну как, вы готовы хоть на какой-нибудь компромисс?

– Мы отдадим женщин, – сказал Альфредо. – Мы тут не для того, чтобы обижать женщин. Прислуга тоже может уйти, и священники, и те, кто болен. После этого мы составим список оставшихся. Может быть, еще кое-кого отпустим. Взамен мы кое-что хотим. – Он вытащил из кармана тщательно сложенный лист бумаги и зажал его в трехпалой левой руке. – Вот то, что нам нужно. Вторую страницу зачитаете прессе. Это наши требования. – А ведь, приступая к операции, Альфредо был так уверен в успехе их плана. В конце концов, это его двоюродный брат когда-то устанавливал в этом доме кондиционеры и стащил копию чертежей вентиляционной системы.

Месснер взял бумаги, взглянул на них и попросил Гэна прочитать. Гэн очень удивился, заметив, что у него дрожат руки. Он что-то не помнил случаев, когда предмет перевода вызывал в нем столь сильные эмоции.

– Действуя от имени народа, «Семья Мартина Суареса» захватила в заложники… – начал Гэн.

Месснер знаком остановил его.

– «Семья Мартина Суареса»?

Командир кивнул.

– А разве вы не «Истинная власть»? – Месснер понизил голос.

– Вы же сами сказали, что мы разумные люди, – не на шутку возмутился командир Альфредо. – Вы что, думаете, «Истинная власть» стала бы вести с вами переговоры? Думаете, они бы позволили женщинам уйти? Я знаю этих типов. Они всех бесполезных заложников расстреливают. А мы кого-нибудь расстреляли? Мы стараемся помочь людям, неужели непонятно? – Он сделал шаг к Месснеру – тот мгновенно понял, что дело плохо, – но между ними тут же встал Гэн.

– Мы стараемся помочь людям, – перевел Гэн медленно и отчетливо. Вторая часть предложения – «неужели непонятно?» – к делу не относилась, и он ее проигнорировал.

Месснер извинился за свою ошибку. Невинную, в общем-то, ошибочку. Это, оказывается, не «Истинная власть». Ему пришлось напрячься, чтобы сдержать улыбку.

– Когда же вы освободите первую группу?

Командир Альфредо больше не собирался с ним разговаривать. Он лишь что-то проворчал себе под нос. Даже молчаливый командир Эктор сплюнул на швейцарский ковер. Ишмаэль вернулся с двумя кухонными полотенцами, полными кубиков льда, малой толикой кухонного запаса. Командир Бенхамин выбил у него из рук один из кульков, и прозрачные кубики раскатились по ковру. Те, кто лежал поближе, тут же начали подбирать их и запихивать в рот. Ишмаэль, испугавшись, тут же с торопливым кивком сунул второй кулек вице-президенту. Рубен кивнул в ответ, решив больше не привлекать к себе излишнего внимания – повод еще раз врезать ему прикладом террористы найдут без труда. Он приложил лед к голове и вскрикнул от боли и одновременно от глубокого – глубочайшего! – удовольствия.