Александра Миронова: Танго смертельной любви

Конфете было грустно и одиноко. Порошок уже не веселил, да и отец, обо всем догадавшийся, не стал устраивать скандалы и укладывать в клинику, а просто принес фотографии женщин, которые им чрезмерно увлекались. Иванне хватило одного взгляда, чтобы самой поехать в уединенный санаторий, взяв две недели отдыха от съемок. Драган был уже там. Приехал на велосипеде, предложил прокатиться. Во время коротенькой поездки по лесу ей даже показалось, что она снова видит цветные пузыри, разливающиеся в воздухе. Но она прогнала чудесное видение — это все порошок и его последствия. Откуда могли взяться пузыри в лесу? Но каждый раз, когда Драган приезжал, чтобы проведать ее, лес раскрашивался в невероятные цвета. Совсем как в детстве, из которого ей впервые не захотелось возвращаться во взрослую жизнь.

Спустя неделю позвонил Иван и, сразу обо всем догадавшись, как обычно разнервничался и бросил трубку, после чего больше не звонил. Иванне не хотелось об этом думать. В ее детстве не существовало никакого Ивана, и там ей было хорошо.

Две недели спустя, вернувшись в серую квартиру и листая скопившуюся прессу, в одном из журналов она увидела фотографии Ивана с другой девушкой. Худощавой блондинкой.

Вначале она порвала все газеты. Затем разбила рамки с их фотографиями. Этого ей показалось мало, и она разрезала на тонкие полоски всю его одежду. Когда на пороге показался сам Иван, решивший приурочить свой приезд к возвращению любимой из клиники, она кинулась на него с первым, что попалось под руку, — кухонным ножом. Раны оказались неглубокими, но крови было много. Иван с трудом успокоил свою Конфету, сам заклеил и продезинфицировал порезы и всю ночь провел на коленях, уверяя, что этот снимок — только реклама нового фильма. На следующее утро Иванна мыла его в полуденной ванне, умоляя простить.

Они попробовали начать все сначала. Новый виток отношений. Сменили квартиру (с серого паркета пятна крови так до конца и не отмылись), на этот раз выбрав темный интерьер, который больше соответствовал их настроению. Они решили, что нужно родить ребенка. Четвертый десяток был не за горами, общественность ждала, а Иванне каждую ночь снились малыши и малышки. Такие же, как она, — с кудрями и глазурными щечками, которые можно было бы зацеловывать и любить без условий.

Иван, кажется, тоже созрел. Но процесс не приносил им удовольствия. Вернулись старые забавы, в один из дней Иван признался, что, когда она бросилась на него с ножом, это было незабываемо, такого он не испытывал никогда. Не могла бы она?.. Могла, конечно же. Было страшно, но она любила, поэтому могла.

Это продолжалось довольно долго. Порезы на теле были маленькой тайной, от которой все внутри замирало. На ответственных мероприятиях она легко касалась левой лопатки, под которой был свежий шрам, он слегка морщился, кивал на туалет, она опускала глаза вниз, и на следующей день пресса снова писала о невероятно страстных отношениях Ивана и Иванны.

В тот раз она не рассчитала, нож соскользнул и задел артерию. Когда Конфета осознала, что крови слишком много и Иван слишком бледен, она кинулась звонить Драгану. Тот, как всегда ничего не понявший, просто вызвал «Скорую» и примчался сам, чтобы увидеть, как Иванну забирает полиция. Конфета рыдала, яркие карамельные краски смывали с лица горькие слезы. Но что он мог сделать?

Он исправно ходил к ней в камеру заключения и к Ивану в больницу. Здоровье последнего его не особо интересовало, но ему нужно было удостовериться, что тот жив и его Конфете ничего не угрожает. Каждое утро Драган скупал прессу, писавшую о процессе (ему самому адвокаты, конечно же, ничего не рассказывали, а Иванна только плакала и вспоминала, каким вкусным был тот торт, который они съели одной ложкой. Он пообещал, что испечет точно такой же, когда она выйдет.

Процесс был настолько громким, что кроме родной страны им заинтересовались и за океаном. Прислали корреспондентов его освещать.

В арестантской робе Иванна была особенно эффектна, даже у судьи сжалось сердце, и он безоговорочно поверил в то, что она не убийца. Да и Иван исполнил в зале суда свою лучшую роль — всепрощение. Он зла не держит. Иванну освободили на месте, и пара слилась в страстном поцелуе под прицелом фотокамер. Жалко, что папочка смог это увидеть лишь по телевизору. На радостях он расцеловал всех медсестер — это его доченька, она свободна, какая же она красавица! Настоящая звезда. А кто из них без греха? Медсестры кивали из вежливости, криво усмехались и как-то поспешно выключали телевизор.