Александра Миронова: Танго смертельной любви

— Альберт, дорогой, а вот и сокровище, которое я тебе обещал.

Альберт с трудом сконцентрировался на том, что говорил Монс. А тот указывал рукой на дверь, в которую в этот момент входил здоровенный детина с каменным выражением лица, одетый в карикатурный черный костюм. В принципе, наушник он мог бы и не носить, и так было понятно, что это охранник. За ним в комнату вошла девушка. Альберт поначалу не сумел ее сравнить с чем-то знакомым и хорошо определяемым. Невыносимо юная, отчаянно наивная, похожа одновременно и на Бело-снежку, и на Краснозорьку — белая как мрамор кожа с нежно-розовыми прожилками. Полные, чувственные, не по годам темные губы. Сланцевые глаза напоминали черные дыры — засасывали без остатка. Длинные тяжелые волосы струились тканью из лучших шелков. Она была одета в кремово-розовое платье до колен, сливавшееся по цвету с мраморным телом, отчего девушка казалась почти обнаженной. Ангел с задатками порока, которые еще не успели развиться.

Монс смотрел на юное создание как на божество. Протянул ей руку. Девушка, словно паря по воздуху, медленно подошла к Монсу и подставила щеку для поцелуя. Придерживая красавицу, как драгоценное яйцо Фаберже, Монс представил ее Альберту:

— Аделаида, моя дочь. Позавчера вернулась из французского пансиона. Будет теперь учиться на искусствоведа.

Девушка, потупив взгляд, протянула Альберту руку. Тот не сказал ни слова — просто смотрел на нее и утопал в желании с отчаянным головокружением провалиться в эти черные дыры — ее глаза.

Роман разгорелся, как сухой хворост во время летнего пожара. Довольно скоро Альберт понял, что ошибся в своем первом суждении. Аделаида напрочь была лишена порочных наклонностей. Она была добра и наивна. Настолько, что Альберт только диву давался. Ему казалось, что такой чистой наивности дети лишаются годам к десяти.

Аделаида любила животных. Она добровольно ездила в какой-то приют, где возилась с больными, облезлыми, никому не нужными собаками — кормила их, купала, составляла им компанию. Вовсе не потому, что благотворительность стала в последнее время модным трендом. Нет, ей было хорошо с животными. Она их фотографировала, активно собирала деньги в помощь приюту, пыталась пристроить по знакомым. Даже Альберту умудрилась всунуть матерого рыжего котяру, где-то потерявшего один глаз.

Художнику кот нравился — он обладал всем тем, что растерял сам Альберт. Ярко выраженными первобытными инстинктами — котяра постоянно требовал жрать, от всей души регулярно справлял нужду и наводил ужас на интеллигентных кошек, проживающих в одном доме с Альбертом.

Регулярно он вырывался на свободу, чтобы пометить все двери респектабельных соседей как территорию своего присутствия. Однажды он даже умудрился забраться на соседский балкон, и Альберт долго потешался над воплями соседки — вдовы окружного судьи, которая никак не могла взять в толк, где расположен источник жуткого запаха в ее квартире.

Котяра вел себя нагло и вызывающе, но Альберту это импонировало. А еще нравилось, что Аделаида частенько заглядывала в гости к мерзавцу, играла с ним, расчесывала и следила за его здоровьем.

Со временем Альберт начал выходить в люди, завел традицию завтракать вне дома. Он снова учился чувствовать горький вкус эспрессо, ценить ломкость и воздушность свежих круассанов, радоваться стабильности жизни — заспанные горожане со свежими газетами, неспешно начинающие день, гул транспорта, крики водителей, разгрузка свежих продуктов.

Затем он решился и на обеды вне своей квартиры. За время его отсутствия в Нью-Йорке появились десятки новых и закрылись сотни старых ресторанов. Он открывал и провожал их в последний пусть, снова погружаясь в оттенки вкуса и получая гастрономическое удовольствие.

Потом пришел черед ужинов, на которые Альберт все с большим удовольствием приглашал Аделаиду. Она была чистым источником, возвращающим жизнь и смывающим старые грехи. Он начал водить девушку на мюзиклы, восполняя пробелы ее французского воспитания. Она, в свою очередь, убедила его снова начать бегать по утрам в центральном парке. Городская жизнь потихоньку вливалась в его вены. Аделаида была отчаянно прекрасна, а он ужасно одинок. В день, когда он сделал девушке предложение, он вынес Мадонну из спальни в другую комнату. Потихоньку организм восстанавливался после сильной интоксикации.

Аделаида была без памяти влюблена. Альберт казался ей идеальным. Именно таким она и представляла будущего мужа, наивно рисуя его образ словами, позаимствованными в любовных романах. Невозможно красив, умен, талантлив, интеллигентен. С ним было спокойно, надежно, с ним она чувствовала себя, как с папой, — могла позволить себе роскошь оставаться юной и наивной, будучи уверенной в том, что о ней позаботится сильный мужчина рядом. Ее пугали лишь две вещи. Чучело собаки в квартире у Альберта — каждый раз Аделаиде становилось плохо при взгляде на него, как становится нехорошо ребенку при первой встрече с настоящей смертью, случившейся не на экране телевизора или страницах книг, а в реальной жизни. Аделаида была рада, что чучело стоит в чулане, но она никак не могла взять в толк, зачем Альберт хранит его? Мертвые животные — что может быть хуже?