Анна и Сергей Литвиновы - Смерть в наследство

– Короче, – продолжил отец, наливая себе и Тане вина, – однажды Пол пришел ко мне с конкретным делом. Вот, говорит, давай мы организуем такую артель. Фирму такую. Я, говорит, буду доставать «левое» сырье. Ты, Антуан, будешь разрабатывать клевые модели. Девки наши, мотористки, станут шить на дому классные вещи… Я его схему понял сразу. Я и в Москве видел, как такие дела делаются, и сразу спросил: а сбыт?.. А он к этому вопросу был готов. А сбытом, говорит, будет у нас заниматься Шлягун Мишка, или Шляга, мы с ним в школе учились, он чувак тупой, но надежный, и меня слушает… Шляга, говорит, тут в городе на рынке всех знает: и хачиков, и цыган… А мне, помню, настолько к тому времени обрыдла эта фабрика и эта общага, что я сразу же сказал Пашке: «Давай!»

– Да ведь Пол твой, ты говоришь, на КГБ работал? Как же он мог такое предлагать?

– А может, он тогда на КГБ и не работал? – закричал отец и ударил ладонью по столу. – Может, его потом прихватили? А может, Кей-Джи-Би и нужно было с самого начала раздуть такое дело?!. Может, Пол с самого начала задание такое получил? Их же, «кей-джи-би», хлебом было не корми – дай у себя заговор какой раскрыть!.. Или хищение в «особо крупных»!.. Это ж для них было слаще меда!..

Американцы за соседним столиком испуганно напряглись при крике, в котором отчетливо прозвучала знакомая аббревиатура «КГБ».

– Прости, – успокоился Антон. – Ну, слово не воробей… Короче, начали мы с Полом работать. Взялись сперва сумки шить. Такие, знаешь ли, холщовые, с ручками. На одной стороне надпись «Мальборо», а на другой – Леннон нарисован по трафарету. Не Ленин, а Леннон… – усмехнулся он своей старой, с тех времен, наверно, еще, шутке. – И пошло дело. Пошло!.. Пол фактуру доставал. Девки наши мотористки на дому шили. Шляга отдавал сумки мелким оптом тем бабкам, что на рынке торговали… Деньги у нас в кармане зашуршали… Потом мы расширились – кепочки стали шить, беленькие такие. Потом в моду вошли трусы-плавочки – мы на них переключились… Пол «левак» – левое сырье то есть – доставал. Я решал, в какую сторону, исходя из сорта найденного «левака», производство развернуть. Всю «черную» бухгалтерию вел. Мотористочек моих контролировал. Шляга продукцию сбывал – в самом деле вроде честный парень оказался, хотя и недалекий… Сначала я, по правде сказать, думал, что нас через пару месяцев возьмут. А тут – нет: живем и живем. Дело крутится и крутится… А никто нас не трогает. До сих пор удивляюсь… И ты знаешь, какими мы деньгами крутили? Да у меня одного на карман в иной месяц тысяч по десять чистой прибыли было! Как тебе объяснить – десять «косых» рублей?.. Это если б сейчас ты штук по тридцать баксов заколачивала!

Антон вдруг тяжело задумался.

– Ну, а дальше? – спросила Таня, прихлебывая «бордо».

– А ведь тридцать «косых», – лихорадочно проговорил, как бы не слыша Таниного вопроса, отец, – это ведь не шутка. Их ведь еще деть куда-то надо. Ну, «Волгу» я себе купил, белую. Дачу построил – на имя двоюродной сестры. Родителям на дом дал десять «дубов». Так ведь это ж все – месячная моя зарплата!

– И тогда ты стал собирать картины и драгоценности, – утвердительно сказала Таня.

– Да! Да! Я стал собирать картины и драгоценности! Я все думал: вот посадят меня – а в том, что посадят, я минуты не сомневался… Но не расстреляют же! Наверно, не расстреляют все ж таки!.. Евреев – «цеховиков» – вот их тогда расстреливали. Грузин, армян расстреливали… А русских – нет. Русским лет по десять-пятнадцать давали. С конфискацией… Ленинская национальная политика!.. – усмехнулся Антон. – Ну вот, думал я, дадут мне «пятнашку», отсижу – так я думал, – положим, лет десять. За примерное поведение скостят. Вернусь – и что?.. А вот оно что – чемоданчик. И до конца жизни смогу я жить безбедно… Да ты знаешь, – воскликнул, воодушевляясь, отец, – сколько тогда в Союзе картины стоили? Копейки, пыль! В них же тогда никто ничего не понимал! Я Кандинского знаешь за сколько купил? За пятьсот рублей! А Малевича? За полторы тыщи у вдовы одного ювелира! А Фаберже? Он хоть подороже был, там золото-бриллианты, да все равно я то яйцо за десять «косых» взял!

– Как же ты – и не сел, и убежал без своего чемоданчика? – прервала разгорячившегося отца Татьяна, презрительно щуря глаза.

– А это надо благодарить Юлю. Маму твою… Раз был я по делам в Москве. Жил, как всегда, в «России»… Вдруг ночью – стучат. На пороге – Юля. Мать твоя то есть. Ума не приложу, откуда она про меня узнала?.. «Беги, – говорит, – срочно спасайся, завтра тебя возьмут. Точно, – говорит, – знаю – возьмут…»