Лори Уайлд - Любишь только дважды

Сколько раз за эти пятнадцать лет она всерьез задумывалась над тем, чтобы лишить себя жизни?

Двенадцать? Двадцать четыре? Ее удерживала только любовь к дочери.

Но теперь Марли была взрослая и уже не нуждалась в ее опеке, как когда-то. А Пенелопа так тосковала по Дэниелу! Как легко было бы заснуть глубоким сном без сновидений, доверив себя объятиям смерти. Какое блаженство. Тишина.

Пенелопа открыла бутылочку и высыпала на ладонь пятьдесят белых продолговатых таблеток. Они были такие маленькие, что их все можно было проглотить в два приема. Трясущейся рукой она поднесла их ко рту.

Зазвонил телефон.

Пенелопа закрыла глаза. «Глотай таблетки, не обращай внимания на телефон. Ну же. Покончи со своими страданиями. Иди к Дэниелу».

А что, если это Марли?

Телефон продолжал звонить.

Нет, Пенелопа не могла этого сделать. Она неохотно ссыпала таблетки в пузырек и взяла трубку:

– Алло?

Сначала она не слышала ничего, кроме потрескивания, как будто на линии были помехи.

Или как будто ее прослушивали. Не только ее дочь страдала подозрительностью.

– Кто это? – спросила Пенелопа. Опять потрескивание.

Помехи. Как звонок с корабля. Дэниел довольно часто звонил так, и Пенелопа научилась их узнавать. Она прижала ладонь к сердцу и задержала дыхание.

Потрескивание продолжалось, и внезапно ее охватил страх. Она отняла трубку от уха и уже хотела положить ее на рычаг, как вдруг услышала чье-то дыхание.

– Да? Алло? Кто это?

И тогда незнакомец произнес слово, которого никто не говорил ей уже пятнадцать лет. Слово с двойным смыслом. От одного этого слова у Пенелопы перехватило дыхание.

– Рандеву.

Их глаза встретились над осколками стекла от разбитой панели в его кухонной двери. Время остановилось.

Оба замерли. Она от испуга. Он в ступоре.

Они как будто узнали друг друга. В эту затянувшуюся секунду их глаза разговаривали, произнося то, что мужчина и женщина говорят друг другу лишь после очень долгого знакомства. Бывает, что мужчина и женщина вообще никогда этого не произносят, даже после брака, длящегося десятилетиями.

Они словно знали друг друга целую вечность.

Чепуха.

Что, черт возьми, с ним происходит?!

Его застали без штанов, вот и все, но Джоэл пришел в негодование. У него было задание – не спускать глаз с Марли Монтегю. И он все испортил.

Капитально.

Какую-то долю секунды Марли смотрела на него так, будто он только что спас ей жизнь. Ее глаза переполнились благодарностью и облегчением, которым едва удавалось скрывать душивший ее страх. По бледности ее щек, быстрому взволнованному дыханию и дрожанию нижней губы Джоэл понял, что произошло что-то ужасное.

Но что?

– Я… я… – Марли пыталась что-то сказать.

И тут Джоэл заметил на ее руке кровь и понял, что она вот-вот потеряет сознание.

Он подошел к Марли, забыв о том, что узел на полотенце может развязаться, и успел подхватить ее в тот самый момент, когда она уже готова была упасть лицом на осколки разбитого стекла.

Давний страх подцепить грибок в мужской раздевалке футболистов выработал у Джоэла привычку надевать резиновые шлепанцы каждый раз, как он выходил из душа. В противном случае он бы сейчас порезал себе ноги. Он подхватил Марли на руки, отнес в гостиную и положил на тахту. Она взглянула на него расширившимися от ужаса глазами.

– Не двигаться, – скомандовал он и, ворвавшись в ванную, схватил аптечку первой помощи.

Джоэл был выведен из равновесия, голова плохо соображала, и он не мог понять почему. Его учили быстро адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам и не просто выживать, а выжимать из создавшихся обстоятельств все возможное. Неужели он уже терял хватку? И это всего лишь через восемнадцать месяцев после увольнения из спецназа? Это казалось ему маловероятным.

Джоэл вернулся в гостиную и увидел, что Марли неподвижными глазами смотрит в пространство перед собой. Она совершенно определенно была в шоке. Молодой человек встал на колени рядом с тахтой, открыл аптечку и осторожно приподнял пострадавшую руку. Она была холодной. Девушка шумно вдохнула.

– Не хочется причинять вам боль, – сказал Джоэл. – Но этим нужно заняться сейчас же.

– Я знаю, – пробормотала Марли.

Кусок кожи от подушечки большого пальца до запястья был вырван, лишь чудом не была задета артерия. Еще миллиметр, и рана стала бы смертельно опасной.

Джоэл почувствовал, как в нем поднимается ярость. Он узнал свое извечное стремление защитить женщину, попавшую в беду. Оно не нравилось ему, но деваться от этого было некуда.