Энн Стюарт: На восходе луны

На глазах у Энни его плечи — крепкие, мускулистые — расслабились. Ей вдруг показалось, что Джеймсу Маккинли не меньше лет, чем было её отцу. Она невольно прикинула, сколько ему могло быть двадцать лет назад.

— Но — зачем? — спросил он.

— Я хочу знать правду о своем отце, — ответила Энни. — Хочу знать, что с ним случилось на самом деле.

Несколько мгновений Маккинли молчал, пристально глядя на нее. Потом сказал:

— Он умер, Энни. Разве ты забыла? Он выпил лишнего, свалился с этой проклятой лестницы и сломал шею.

— Я в эту сказку не верю!

— Но ведь сделали вскрытие. Если у тебя хватит мужества, можешь прочитать…

— Я читала. И все равно не верю. Они сознательно водят меня за нос. Пытаются замести следы.

Маккинли вновь приумолк.

— А что, на твой взгляд, могло случиться? — спросил он наконец.

— Мне кажется, что его убили, — ответила Энни, собравшись с духом. — Причем преднамеренно.

Мрак сгущался, лунный свет уже с трудом пробивался к ним сквозь густую листву. Лицо Маккинли было в тени, и Энни не видела его выражения. Только темные глаза поблескивали.

— И что ты от меня хочешь? — спросил он.

Он не стал ничего отрицать, и на какой-то миг Энни сделалось жутко.

— Вы были его другом, — прошептала она, холодея от ужаса. — Неужели вы не хотите выяснить правду? Неужели не хотите отомстить за него?

— Не очень.

Энни вскинула голову. Такого ответа она не ожидала.

— А вот я хочу! — запальчиво воскликнула она. — И займусь этим сама, если вы мне не поможете. Я должна раскрыть тайну смерти отца, и добьюсь этого, чего бы это мне ни стоило. И я больше не позволю им делать из меня безмозглую дурочку!

Маккинли не шелохнулся. Энни вдруг стало не по себе. По спине поползли мурашки. Она только сейчас впервые осознала, что ей грозит опасность. Страшная опасность.

Оглянуться она не смела — это стало бы признанием её страха. Вместо этого она продолжала стоять, вытянувшись в струнку; Маккинли был так близко, что в ноздри её проникал терпкий и кисловатый запах его пота, смешанного с перегаром. Напряжение, казалось, густой пеленой повисло в воздухе. И исходило оно от Маккинли, от его мощного тела и звериного естества.

И вдруг это ощущение словно рукой сняло.

— Хорошо, — спокойно сказал он и осторожно подхватил её под локоть. — Заходи в дом. Поговорим по душам.

От неожиданности Энни вздрогнула, но тут же овладела собой.

— Означает ли это, что вы все-таки согласны мне помочь? — спросила она.

— Это означает, — ответил он сочным баритоном, в котором угадывался легкий техасский акцент, — что ты расскажешь мне все, что тебе известно, поделишься своими подозрениями, и вот тогда мы вместе подумаем, как со всем этим быть.

Маккинли толкнул дверь, вошел в темное нутро лачуги, и Энни ничего не оставалось, как последовать за ним. И вновь она с трудом подавила безумное и непонятное желание оглянуться.

Маккинли щелкнул выключателем, и вспыхнул неяркий свет. Энни с любопытством осмотрелась. Тесная каморка показалась ей напрочь лишенной хоть какого-либо уюта. Обшарпанная, кособокая мебель. Нагромождение немытых тарелок и мисок на столе.

Энни устремила на Маккинли задумчивый взгляд.

— Почему вы живете здесь? — спросила она. — В таком… совершенно неподходящем для вас месте.

Губы его едва уловимо скривились в улыбке. От этой улыбки по коже Энни пробежал морозец.

— Разве ты знаешь меня настолько хорошо? — глухо спросил Маккинли.

— Я вас всю жизнь знаю, — неловко выдавила Энни.

— Сколько мне лет?

Энни растерянно заморгала.

— Вы, наверное, слишком много выпили.

— Я не об этом тебя спросил. Кстати, говоря, выпил я ещё недостаточно. — С этими словами он придвинул к столу спинкой вперед колченогий стул, молча оседлал его, раздвинув ноги, и наполнил стакан текилой. — Нужно, пожалуй, восполнить этот пробел.

Наполнив прозрачной жидкостью и второй стакан, Маккинли придвинул его Энни.

— Вот, выпей.

— Я не пью.

— Сегодня — пьешь, — отрезал он. — Ну, так сколько же мне лет, по-твоему?

Энни взяла стакан и робко пригубила. Текилу она терпеть не могла, от одного запаха её воротило.

— Мне казалось, что вы немного моложе папы, — неуверенно выдавила она.

— Твой отец скончался в возрасте шестидесяти трех лет.

— Это я и сама знаю, — досадливо проворчала Энни. И, незаметно для себя, отпила ещё глоток.

— Сядь, Энни, и скажи, сколько мне лет.

— Не так много, как я думала, — пробормотала она, словно оправдываясь. — Возможно, около пятидесяти.