Дороти Иден - Кукла на качелях

— Но он пялит глаза!

— Тогда задерни шторы.

— Я знаю, что могу это сделать. Но я люблю смотреть на реку: она дает ощущение прохлады. И потом, если я задерну шторы с этой стороны, все равно останутся миссис Моффат и Милтон — с другой. Или эти полоумные зимородки, пялящие свои глаза-бусины. Или этот маленький кошмар — Дэйдр.

— Потому что на тебя приятно смотреть, дорогая. Я не думаю, что всем этим людям интересно знать, что ты делаешь.

— И я не думаю, что им интересно, но им больше нечего делать; тому ленивому существу на лодке, бедному Милтону, прикованному к инвалидному креслу.

Люк рассмеялся. Он не принимал ее всерьез:

— Тогда доставь им немного удовольствия.

Он не понимал, что уже за такое короткое время, восемь недель, у нее начинала развиваться мания преследования. Пожалуй, не стоит озадачивать его этими проблемами — Эбби и по себе знала, как быстро надоедает чье-либо нытье или занудство.

Тем не менее, чувство, что ее преследуют, росло с каждым днем.

Она выпила свой кофе под противную скрипучую музыку с лодки «Я люблю только тебя, я люблю только тебя…» и вдруг сильно вздрогнула, заметив краем глаза, движение у окна — розовая вспышка, исчезнувшая, когда она повернулась. Эбби вздохнула и стала ждать.

Вскоре, как она и думала, появилось худое лисье личико, с неуверенной усмешкой, но ничуть не стыдящееся, что его обнаружили. Острый носик вдавился в оконное стекло, тощее тельце в вылинявшей розовой рубашке и джинсах замерло в позе ожидания.

Это была Дэйдр, дочь Лолы. Эбби думала, что она самый непривлекательный ребенок из всех, кого ей приходилось видеть. Поэтому она не могла быть неласковой с бедняжкой, такой же любопытной, как и вся ее семья. Каким-то странным образом она напоминала Эбби ее собственное одинокое детство с отчимом и матерью, слишком юной и хорошенькой, чтобы уделять много времени и внимания дочери от первого неудачного брака. Хотя Эбби и не подглядывала в чужие окна, как этот ребенок, она очень хорошо знала чувство одиночества и отверженности. Как будто глядишь на чужое счастье через непроницаемую стеклянную стену.

Поэтому она не могла заставить себя быть резкой с Дэйдр, и в результате ребенок, казалось, сильно привязался к ней. Это приняло форму игры в прятки. Она либо молча появлялась у окна, либо поднимала пыль в саду, волоча ноги, либо сидела на камне на полпути к дому на холме и пристально смотрела гипнотическим взглядом, как смотрят ящерицы. У нее было худенькое белое личико, всклокоченные рыжеватые волосы и редкие ресницы. На ее хрупких маленьких костях почти не было мяса. Она ела как лошадь, по словам ее матери, но видимых результатов не было. Она пошла в своего отца из Сан-Франциско. Или из Сингапура? Или с лунных гор? Хотя Дэйдр ходила в школу, у нее не было друзей ее возраста. Она была отшельницей или из-за своей некрасивости, или в силу характера. К тому же Дэйдр была очень скрытна и никогда нельзя было узнать, что происходит в ее голове.

Но сейчас она властно стучала в стекло, держа в руке какой-то маленький предмет.

Эбби неохотно подошла к двери и открыла ее.

— Привет, Дэйдр. Почему ты не в школе?

— Сегодня праздник.

— Тогда почему бы тебе не найти что-нибудь более интересное, чем заглядывать в мои окна?

Ребенок посмотрел па нее удивленно:

— А что еще делать?

— Твоя мама на работе? — Дэйдр пожала плечами:

— Она сказала, что, может быть, купит мне платье сегодня, если у нее будет время.

Худые запястья Дэйдр обычно торчали из ее школьных блузок, а юбки и платья вечно были коротки из-за длинных ног. Сама Лола всегда была нарядно одета. Она говорила, что ей приходится одеваться модно из-за своей деятельности. Невозможно работать в салопе красоты и дурно одеваться.

Отец Дэйдр не появлялся со времени ее рождения, Имела ли Лола право называться миссис Хендерсон, лежало в области предположений. Иногда она вскользь упоминала о своем муже со свойственной ей беспечностью и легкостью:

— Дэйдр такой некрасивый ребенок, бедняжка. Да и растет без отца. Хорошо еще, что я придумала ей такое редкое имя. Ведь это уже кое-что!

— Прекрасно, Дэйдр, — сказала Эбби. — Но что ты собираешься делать весь день? (Хотя она сама чувствовала себя сейчас несчастным ребенком, которому предстояло провести в одиночестве слишком долгий и унылый день, и это ощущение роднило ее с девочкой).

— Я не знаю. Поброжу вокруг, — девочка казалась бесстрастной: ей было как будто все безразлично.