Лидия Ульянова: Убийство девушку не красит

Катя повернула голову в его сторону, не выдержала и расхохоталась, не ожидав от поверенного такого шкодного, тинейджерского слова.

– Здравствуйте-здравствуйте! – приветливо, нараспев встретила его Катерина, унимая смех. – Как вы говорите: плющишься?

Ее состояние еще несколько минут назад, до беретика, точно характеризовало именно это слово. Хорошо спать, провалившись в сон, как в вату, давая отдых отекающим ногам, моментально отключаться от действительности. Но еще приятнее спать, когда совсем вроде бы и не хочется. Не проваливаться, не исчезать, а плыть по самой поверхности сна, подремывать и сквозь дрему чувствовать, как доносятся еле слышные голоса, – слов не разобрать, – мерный шорох лопаты по снегу, позвякивание неосторожной ложечки о край чашки. Это сон-присутствие, сон-приятная полуявь, который возможен только в состоянии абсолютной безопасности.

– Так внук мой говорит, если я на диване у телевизора медитирую. То есть не смотрю, а пребываю в некой длительной предсонной прострации.

– Да, Юрий Филиппович, я именно плющусь, – довольно ответила Катерина, – извините меня, я сейчас присоединюсь к коллективу.

– Что ты, не торопись! У тебя на лице написано блаженство. Такие минуты растрачивать грех. Кстати, я тебе занятную вещицу привез, так сказать, тест на злопамятность. Не смею мешать, пошел ко взрослым.

Со старомодной учтивостью Тимухин удалился в сторону крыльца, оставив на Катиных коленях сложенный вчетверо «Тайный советник». Газета была заранее раскрыта на нужной странице. Как модно в последнее время, в ней в очередной раз со смаком обсуждались очередные «оборотни в погонах». Ничего нового, если бы не упоминавшаяся в числе прочих фамилия Бориса Николаевича Заморевича.

Как там Тимухин сказал, «тест на злопамятность»? Видимо, Катя была не злопамятной, Заморевича ей было жалко.

С крыльца слышались радушные и домовитые хозяйские возгласы, ответы Чеширского Кота.

– Сейчас шашлыки вострить будем…

– Нет-нет, благодарю покорно, незваный гость – он, сами знаете…

– Ну что вы такое говорите!

– Покорно благодарю, но временем ограничен. Ехал почти что мимо, вот и созвонился. Мне еще далеко ехать. Я ненадолго и сугубо по делу.

– Ну хоть чаю-то, чаю, настоящего, с дымком, из самовара? Самовар только поспел.

– Самовар у вас роскошный.

– Бабки моей еще самовар! Вот посмотрите…

– О-о! Надо же! И как удалось сохранить? Из такого самовара чаю выпью с удовольствием…

Топот отряхиваемых от снега валенок, скрип половиц деревянного крыльца, легкий хлопок двери, стихаемый за дверью собачий лай – все постепенно переместилось внутрь дома.

Катерина со вздохом выбралась из мехового убежища и, ежась, побрела к дому. Постучала ногами, поскрипела половицами и оказалась в добром полумраке прихожей, заваленной валенками и тулупами. Вся эта деревенская роскошь, пахнущая звериной шерстью, дымом печки, банными вениками и человеческим духом, досталась вместе с домом от прежних хозяев. Обнаружил этот клад на чердаке Катин папа, он же настоял на том, что здесь, на природе правильно носить именно такое добро, предпочитая его всем достижениям современной индустрии спорта и отдыха с ее микрофиброй, синтепоном и хлофайбером. Тулупы и полушубки были высушены в теплом предбаннике и вместе с валенками пользовались этой зимой неизменной популярностью.

Чай из самовара пили, как полагается: за большим столом, густо уставленным вазочками с медом и вареньями, с бубликами, сдобными плюшками и ватрушкой с творогом. И беседа в соответствии с русской чайной церемонией велась неспешная, не обязывающая.

От Кати не укрылось, что Сергей необычно насторожен и напряжен.

«Боже мой, ну что же еще?» – с тоской отчаяния вопрошала она про себя, кидая на него испытующие взгляды.

Сергей же смотрел на нее рассеянно, немые вопросы бумерангом возвращал назад.

За себя Катя теперь не волновалась. Все-таки не бесполезным винтиком был старший следователь по особо важным делам Борис Николаевич Заморевич: каким-то чудом нашел он убийцу господина Пояркова, правда, только исполнителя, да и того не уберегли в «Крестах», но с Кати подозрения были сняты и даже принесены извинения.

Все пережитое казалось теперь таким далеким, неважным, случайным и каким-то ненастоящим. Нет, все-таки жалко Заморевича: мог ведь работать, когда захочет… О том, что киллер был принесен Заморевичу на блюдечке с голубой каемочкой и настойчиво выложен под нос вместе с тем самым блюдечком, Катя даже и не подозревала.