Лидия Ульянова - Убийство девушку не красит

На определении Катьки как глупой уродки он, как всегда, ловко притянул ее к себе, звонко поцеловал в макушку.

Ухом слушая через мягкую шерсть свитера ровное биение его сердца, Катя понимала, что на этом месте ее главная роль в спектакле абсурда закончилась, что она передает ему пальму первенства, бремя славы и все остальное прочее. Теперь его партия, и от того, как он ее поведет, зависит все их дальнейшее существование. А ее дело теперь молчок и сторона. Переложила на чужие плечи, милочка, будь любезна принять покорно любой результат. Дальше, Катя, не твой выбор, ты свой уже сделала…

И вновь Сергей Кириллович травился никотином на погруженной в предрассветный сумрак кухне. Негромко шумел чайник, подмигивая оранжевым глазом. От выпитого пустого, крепкого чая подташнивало, наливался тяжестью мочевой пузырь. Боб, чувствуя его и Катино настроение, бродил всю ночь между кухней и спальней, где без сна камешком лежала под одеялом Катя. Лежала, затаив дыхание, ворочалась с боку на бок, но упорно не двигалась с места, не мешала. Ведь только так по ее мнению было честно: Кирилл Сергеевич далеко, и она подальше, а там уж пусть Сергей выбирает.

Боб вздыхал и елозил под боком у Сергея, пытался пристроить ему на колени теплую голову. Сон не шел к обоим. От никотина у Сергея першило в горле и резало глаза. Когда и Боб начинал чихать, Сергей вставал и открывал окно. В кухню врывался ночной морозец, руки покрывались «гусиной кожей», и окно снова закрывалось.

Машинально водя рукой по упругой собачьей спине, глядя в одну точку, на оранжевый огонек чайника, Сергей снова и снова перелопачивал свою жизнь, начиная с самого ее начала – с обоев в облачках. Все в его жизни было так просто и так невероятно сложно. Больше всего он любил и ценил всего-то двоих людей, и именно между этими двумя безуспешно пытался выбрать. Он даже пробовал вспомнить нанесенные ему обиды, но понял только, что и обиды эти ему слишком дороги.

Он вспоминал смеющегося, бодрящегося старика с головой, как теннисный мяч, в нелепой желтой майке, вспоминал его руки со старческими пигментными пятнами, держащие кусок хлеба, и тянущиеся к рукам влажные мягкие губы двух меланхоличных жирафов – ежедневный утренний ритуал. Вспоминал его голос и смех.

Вспоминал пристальный взгляд ореховых глаз, в которых отсвечивалась налитая в дешевый стеклянный бокал «Алазанская долина», вспоминал тонкую руку на своей руке и тронувшие душу слова «ты да я… мы с тобой…», вспоминал «петуха» в ее приглаженных волосах.

Вспоминал тщательно скрываемые от него слезы матери, мелькающие в ее руках спицы, плетущие узор из старых неровных ниток. Бабушку, рассуждающую о Боге, приятеля детских лет Питера, верного друга Димку Новоселова и даже Юлю Васильеву, первую свою любовь.

Вспоминал, вспоминал…

Как будто заново переживал, но в ускоренном ритме.

И не мог выбрать.

Любой выбор оборачивался, по большому счету, предательством.

Беспокойно спящая в соседней комнате женщина с разметавшимися по подушке волосами, чуть приоткрытыми, припухшими губами и еле уловимым собственным запахом или оставшийся в далеком далеке несчастный рантье, потерявший родину и мечтавший вернуться на нее хотя бы после смерти…

Сергей Кириллович взвешивал снова и снова, снова и снова вспоминал, готовый без раздумий все отдать за одну только возможность не участвовать в этом выборе. Пытался призвать на помощь знаменитое свое чутье, но чутье отказало ему категорически – не возникало чувства прозрения, уверенности в правильности выбора.

Когда серый сумрак за окном превратился в чахлое, раннее ноябрьское утро, Сергей Кириллович решительно достал плотный кусочек картона с отпечатанными на нем реквизитами Тимухина, повертел в руках, положил перед собой, но в последний момент передумал. Долго рылся в телефонных книжках, перебирал замусоленные бумажки, а после нетвердой рукой набрал телефонный номер, который, был уверен, никогда в жизни ему не пригодится.

С Владимиром Сергеевичем Пихоленко по кличке Пиха Сергей Кириллович, к своему счастью, пересекался только один раз в жизни. Пиха был крупным криминальным авторитетом, и встречаться на его пути оказывалось чревато. Сергей Кириллович и не искал этой встречи, Пиха сам его нашел. Семь лет назад это было. Давно.

Стоял поздний вечер, почти ночь, когда Сергей Кириллович возвращался домой из клиники. У подъезда на скамейке сидел в одиночестве пожилой, кряжистый мужчина в не по погоде теплой куртке.