Андрей Зотов - Разлюбовь, или Злое золото неба

Через полчаса я нашел мотоцикл, выкатил его на дорогу и первым делом достал из багажника плоский флакон коньяка и упаковку сосисок. Аварийная пачка «Честерфилда» была как нельзя кстати. Ну вот, жизнь начинает налаживаться. Я сидел на «Ямахе», пил коньяк под сосиски фабрики имени Микояна и чувствовал, как все грузнеет левое плечо – похоже, я что-то там себе все-таки повредил. Ничего, схожу в баньку, попарю, намажу «Нимулидом». Бывало и хуже. В лесу раздавались шорохи, скрипы, какие-то странные перестуки, но я надеялся, что к «Анкерману» они не имеют отношения. А все-таки я ушел! Коньячок начал действовать, и когда я допил фляжку, жизнь уже казалась не таким и паршивым занятием. Правда, смысла в ней не прибавилось, ну так ведь я его ищу явно не там. Здесь, в этом лесу, что можно найти? Вот огрести, конечно, можно, причем огрести по полной программе, а ничего хорошего найти здесь, конечно, нельзя. (Грибы и ягоды я в виду не имею.) И самое интересное, я знал это с самого начала. Так у меня всегда: я с самого начала знаю, что ничего хорошего из мероприятия не выйдет, а все равно в него ввязываюсь. Ну и до каких же пор будет так продолжаться?

И только теперь, слегка отмякший и расслабленный, я вспомнил о тебе, Анечка, – что ты, наверное, уже купила билеты. И мне сразу стало плохо, потому что как бы утратился смысл всей этой суматохи, в которой жил я последнее время. Мне так хотелось верить, что он есть, и что он напрямую связан с тобой, и что когда он, наконец, всплывет на поверхность, все вдруг изменится в самую-самую лучшую сторону. Что может измениться? В какую-такую лучшую сторону? Что за чушь? Сколько можно жить какими-то дурацкими иллюзиями? Я завел мотоцикл и медленно поехал к шоссе.

Фару включать не буду. Если смотреть немного выше дороги, то двойная темная колея видна хорошо. А если они меня заметят и двинут наперерез, тогда и рвану со светом. Пространство от леса хорошо просматривалось из конца в конец, и никаких фар там не было видно. Значит, последние грузовики ушли, а «Хаммер», скорее всего, вернулся под свой колпак. А может, и в Москву уехал, кто его знает. А может, не уехал, а стоит где-то и сканирует округу.

Проселок был сравнительно ровный; я и без света разогнался до семидесяти пяти. Опять же коньячок придавал бодрости. И когда я был примерно на полпути к шоссе, справа, метрах в двадцати от меня, вдруг вспыхнули фары, а потом еще и фароискатели на крыше – все шесть, – вот и «Хаммер». То ли он все это время стоял на дороге, сливаясь с ночным пейзажем, то ли ждал в лесу, увидел меня и без света рванул наперерез. И только теперь включил всю свою иллюминацию.

Он шел ко мне под острым углом, весь из себя освещенный, мигающий, рычание мощного мотора становилось все громче, но как бы они ни пыжились, все равно «Хаммер» не скоростная машина, и, если я выскочу на шоссе первым, они в этом убедятся. Все эти декоративные «хаммеры», за исключением реальных армейских, – тачки для понта, не более того. Работая то дальним, то ближним светом, я все подбрасывал газку, и мурашки ползли по спине от мысли, что они меня держат на мушке и в любой момент могут нажать на гашетку. И тут вдруг я понял, что к гулу «Хаммера» уже давно прибавился звук еще одного двигателя. Что такое? Рискуя слететь в кювет, я оглянулся. Справа, со стороны леса, сереющим, но все еще звездным небом к нам приближался вертолет, похожий на стрекозу с горящей лампочкой в животе и двумя мигающими глазами. Не желают они меня выпускать. А если хотят замочить, почему не стреляют?

Гермошлем лежал в багажнике, и в глаза летела всякая дрянь. На тормозах я вылетел на шоссе, развернулся юзом, добивая левую подошву, и рванул в Москву по разделительной полосе. Почему они не стреляли и не стреляют теперь?

Встречный «МАЗ» предупредил о близком милицейском пикете. Интересный и символичный расклад: впереди менты, сзади бандюги. Пожалуй, впервые в жизни я предпочел бы ментов. «Хаммер» висел на «хвосте» метрах в ста двадцати, а вот вертолет был ближе, судя по хлопанью лопастей, заставлявших меня втягивать голову в плечи. Он хоть и маленький, но ходкий. Мощные фары погони через правое зеркало уже дважды ослепили меня, и пришлось свернуть зеркалу голову. И тут с неба вдруг ударил свет и заходил, заметался по трассе, высвечивая редкий ночной транспорт. Вот поймал автомобильную платформу, везущую два этажа «Жигулей», которую я только что хотел обогнать – хотел да перехотел: притормозил, ушел влево, подальше от света. А вертолетный рокот все нарастал, и лапа прожектора все щупала, щупала трассу и, наконец, выловила меня. Я летел в снопе света, бившего через левое плечо, а руки-ноги сами бросали мотоцикл вправо-влево, но прожектор меня уже не выпускал. 145… 130… 160 км/час… Я сбрасывал скорость – и он притормаживал, я подбрасывал газку – он тут же меня догонял. Да, профи сидел за штурвалом, ничего не скажешь. Первый раз в жизни я пытался смыться от вертолета.