Галина Романова - Пять минут между жизнью и смертью

– Ладно тебе, Виталь, так я… Это просто одна из версий, пойми. Но… Но это одна из самых распространенных версий.

– Вот потому я тебя и вызвал, идиот! – взревел вдруг тот не своим голосом. – Не вызвал ментов, а тебя позвал, понимаешь?! Потому что боюсь я этого, Сом, больше смерти боюсь!

– Чего боишься, не понял? – Сомов растерялся.

– Паскудства с ее стороны боюсь! Вот чего! Уж лучше пускай… – Он упал лицом вниз на стол и застонал. – Уж лучше пускай ее убьют, чем она мне… ублюдка в подоле! Лучше пускай издохнет!..

Он никогда не сидел в тюрьмах. Даже в вытрезвителе ни разу не был. И предположить не мог, что там так гадко, сыро и холодно. За окном же август! Его любимый фартовый месяц, чего так колотит-то?!

Лев Романович Батенин покосился на сокамерника. Тот храпел на соседних нарах, широко раскинувшись во сне и сбросив с себя одеяло. Значит, в камере холодно не было. А его вот колотит. Он и так и сяк пытался кутаться в тоненькое одеяльце размером с детскую пеленку, и на голову его натягивал, дышал там часто, чтобы воздух в его укрытии сделался горячим и согревающим.

Ничего не выходило. Его просто выворачивало от озноба, а еще от гадливости.

Как он мог так бездарно, так тупо попасться, а?! Зачем?! Зачем он поплелся в эту квартиру? Чтобы лицом к лицу встретиться с красавицей, чью фотографию поставил в своей квартире на самом видном месте? Встретился? Молодец!

Ее вот убил неизвестно кто, а за убийство теперь он ответит.

А почему нет? Возле трупа его взяли. Орудия убийства, правда, при нем не оказалось, зато при обыске в его квартире эту самую фотографию найдут. Чем не улика? Так еще фотография та перечеркнута крест-накрест. Спросят с него, непременно спросят про этот черный крест на снимке. Ведь ясно, раз фотку перечеркнул, значит, недоброе замыслил. То есть, перечеркнув портрет девушки, поставил на ней жирный крест, а значит, устранить ее собрался.

Им же – этим тупицам в форме – не объяснишь, что он в квартире семьдесят четыре из романтических чувств оказался. Кто же поверит!

А про то, каким образом завладел фотографией убитой, Лев Батенин рассказать ничего не сможет.

Почему?

Да потому, что от убийства ему еще можно открутиться. Нет пистолета, нет его отпечатков в квартире, букет опять же в урне как свидетельство его позитивного настроя. И соседка может подтвердить, что он приходил с букетом, а не с пистолетом. Пиджачок-то маловат ему, под ним оружие угадать было возможно.

Так что обвинить в убийстве его сложно. Фотография как у него оказалась? Да в подъезде подобрал возле лифта. Чем не версия, а?

А вот если он сглупит и расскажет этим тупицам в форме всю истинную правду, то сидеть ему, и не один год.

Портфель из квартиры украл? Украл! Из других квартир крал сумки, портфели, кейсы? Крал! А сколько эпизодов всего было? Да ужас сколько! Десятки, а может, и сотни за столько-то лет. А сколько еще на него навешают чужих краж!

Не-е, про портфель он будет молчать, даже если его резать на куски станут. Не видел и ничего не знает он ни про какой портфель. И не найдут они его никогда. Потому что спрятан он очень надежно.

Менты, они ведь тайны хранить не умеют. Даже если Лев расскажет им неправдоподобную историю о том, что убитая девушка сама попросила его спрятать у себя этот портфель, и они вдруг поверят ему на слово, то безопасность это ему не гарантирует.

Убийца пришел к красавице, не успевшей стать для Льва феей, именно за портфелем, и только за ним. И если убийце каким-то образом станет известно, что портфель у Льва, то ему голову отстрелят так же, как и ей.

А он жить хочет!

Хочет жить в своей квартире, заново отремонтированной, обставленной добротно и уютно. И пускай он станет жить там один. Пускай! Не надо ему никакой феи и ангелочков от нее. Он будет жить так, как жил много лет без нее, то есть спокойно, уравновешенно, беззаботно. Будет готовить себе немудреную еду. Смотреть до посинения телевизор и зевать в потолок при этом. Может, бизнес свой расширит. Собирался же, почему нет. А любимым делом…

Вот с этим он точно завязал. Понял это, когда над остывающим трупом сидел и визг чей-то слушал, словно сквозь вату.

Он никогда больше не толкнет чужую незапертую дверь, никогда! Фарта больше нет, это он тоже понял. Удача, которой он упивался, отвернулась от него, бросила его на произвол, сделала самым несчастным человеком.

А все так хорошо начиналось, так хорошо, так обнадеживающе…