Линда Ховард: Сердцеед

Когда дверь открылась, Джону пришлось повернуть голову, чтобы увидеть Мишель правым глазом.

- Все в порядке?

Мишель пришлось сжать зубы, настолько ее наполнила ярость, когда она увидела бледное, избитое лицо Джона. Ей захотелось уничтожить Роджера любым способом. Жуткая злость заполнила ее, проникая в каждую клеточку тела. Понадобились все усилия, чтобы спокойно подойти к Джону и, не показывая своей убийственной злости, взять его за руку.

- Если с тобой все в порядке, то мне все равно, все ли нужное передала Иди.

- Со мной все будет хорошо,- его глубокий голос звучал уверенно. Потеряет он зрение или нет, но он будет в порядке. Джон Рафферти был сделан из чистейшей, самой закаленной стали.

Она сидела рядом с ним в машине скорой помощи всю дорогу до самой Тампы, держа его за руку, изредка отрывая взгляд от его лица. Возможно, он задремал. Или было не так больно, когда его правый глаз был закрыт. В любом случае, они мало разговаривали в дороге.

Они еще не доехали до больницы, когда Джон открыл свой единственный глаз и нахмурился, увидев, насколько изможденной она выглядит. Ей нужен отдых, наверное, больше, чем ему. Если бы не его чертов глаз, и не возможность держать Мишель подальше от ранчо, они уже были бы дома, и он вернулся к работе.

Ему следовало увезти ее уже тогда, когда он начал подозревать, что Бекман виноват в несчастном случае с Мишель, но Джону очень не хотелось выпускать ее из виду. Он не был уверен в том, нужен ли ей, поэтому старался держать ее поближе к себе. Но то, как Мишель посмотрела на него, когда увидела, что он ранен…

Женщина не смотрит так, если ей все равно. Джон не знал, насколько сильно она волнуется за него, но знал, хотя бы, что все-таки волнуется. Она была с ним, и он не собирался отпускать ее. Как только он разберется с Бекманом, то женится на ней так быстро, что она даже не успеет понять, что происходит.

Пока Мишель оформляла Джона в больницу, целых три медсестры уже вились вокруг него. Даже с избитым лицом, он излучал мужественность, притягивающую женщин, как магнит.

Мишель не видела Джона три часа. Измотанная, она бродила по коридорам, пока очередной приступ тошноты не привел ее в кафе, где она медленно сжевала черствый крекер. Желудок мало-помалу успокоился. Джон пробудет здесь как минимум два дня, может даже больше. Как она сможет скрыть от него свое состояние, если будет проводить с ним каждую минуту? Он все равно заметит, неважно, одним глазом или двумя. Беременность не была для него незнакомым словом, поскольку на этом основывался его бизнес. Коровы телятся, лошади жеребятся. На ранчо всё и все скрещивается и спариваются. Ему не понадобится много времени, чтобы разоблачить ее ложь насчет вируса и понять реальную причину проблем с желудком.

Что он скажет, если она признается? Мишель закрыла глаза, сердце забилось сильнее от одной мысли об этом. Джон имеет право знать. Она хотела, чтобы он знал. Она хотела разделить с ним каждый день своей беременности. Но что, если он сделает какую-нибудь глупость, узнав, что Роджер угрожал не только ей, но и ребенку?

Она заставила себя мыслить трезво. В больнице они были в безопасности, здесь они выигрывали время. Джон не покинет больницы, зная, что здесь они защищены. Мишель подозревала, что это была единственная причина, по которой Джон согласился поехать. Он давал Фелпсу время найти Роджера, если тот сможет.

Но что, если Фелпс не найдет Роджера к тому времени, как Джон выпишется из больницы? И вообще, какие у них есть улики против него? У Роджера было время отремонтировать любое повреждение на «Шевроле», да и никто не видел, как он стрелял в Джона. Он не угрожал ей своими телефонными звонками. Да это и не нужно было: она знала его, и этого было достаточно.

Она просто не в состоянии больше скрываться. Она убегала эмоционально гораздо дольше, чем физически, гораздо дольше двух лет. Джон оживил ее своей пылкостью, страстью, заставил вылезти из скорлупы. Она не могла оставить его, тем более сейчас, когда носила под сердцем его ребенка. Ей нужно встретиться с Роджером, со всеми своими старыми кошмарами и победить их, иначе она никогда не избавится от сковывающего страха. Она сможет победить Роджера, сделать то, что всегда боялась сделать. Она сможет победить его ради Джона, ради их ребенка и, черт возьми, ради себя самой.

В конце концов, Мишель вернулась в палату и стала ждать, когда привезут Джона. Через полчаса его ввезли в палату и очень аккуратно переложили на кровать. Когда за санитарами закрылась дверь, Джон сказал сквозь стиснутые зубы: