Марго Генер: Частицы магии. Огонь

Ноги сами принесли на южный холм. Я остановилась на краю обрыва и замерла. Подо мной раскинулась вся чаша Звенящей долины, обширная, утопающая в зелени.

Закатное солнце разлило золото по всему небу и бросает последние лучи тепла на засыпающий лес. Откуда-то снизу доносятся трели сверчков, вечерний соловей распевает на разные лады, легкий ветерок колышет волосы.

Но когда вдалеке заметила черные клубы дыма, сердце сжалось. Темное облако понимается широкими столбами и медленно ползет в нашу сторону, время от времени в небо взмывают огненные крылатые твари, чтобы с новой силой устремиться вниз.

– Боги… – вырвалось у меня.

– Они снова напали, – раздался голос за спиной.

Я оглянулась. Сын пастуха застыл передо мной в одних портках. Весь черный от копоти, волосы на виске подпалились, укоротившись на ладонь, а на животе свежий ожог.

Я охнула и бросилась к нему, но пастуший сын отпрянул.

– Не трогай, – сказал он, – еще болит.

Застыв, я подняла взгляд и к ужасу прочитала в его глазах обвинение. К горлу подступил комок, в груди защемило.

– Они так давно не нападали… – только и смогла произнести я.

– Давно, – согласился сын пастуха, морщась так, словно у него горит не только кожа, но и внутренности, – и теперь решили отыграться. Огненное племя! Сам Ферал пожаловал. Врывается в дома, крушит, сжигает все, что под руку попадается. И…

Пастуший сын странно посмотрел на меня. Показалось, в нем борются два человека, и никак не могут решить, что делать. Я снова подалась вперед, но сын пастуха выставил перед собой ладонь, продолжая сверлить меня взглядом.

– Почему ты так на меня смотришь, – с тревогой спросила я. – Почему не даешь тебе помочь?

Он еще не много помедлил, потом сказал нервно:

– Ферал… Он ищет тебя.

– Меня? – выдохнула я и отшатнулась.

– Жжет дома с требованиями выдать ему огненную ведьму, – произнес пастуший сын. – И… Агата…

Новая волна тревоги прокатилась по телу, как ураган, я прижала ладони к груди и сказала почти шепотом:

– Что, что такое? Говори же.

– Я сказал ему, – наконец, признался он. – Сказал, где твой дом. Прости меня, Агата. Я люблю тебя. Но… лишь ты можешь спасти Долину. Агата, ты меня ненавидишь? Агата?

Но я его не слышала. В голове эхом отдаются слова «я сказал ему», и мир постепенно становится расплывчатым.

Пытаясь за что-нибудь ухватиться, стала шарить рукой, но на холме лишь трава, и я просто медленно осела на землю. С пастушьего сына слетел налет отстраненности, он бросился ко мне и прижал к груди, словно забыл об ожоге.

– Агата, прости меня, – зашептал он на ухо. – Прости меня, я не знал, что делать. Он требует тебя, иначе грозится сжечь Долину. Всю! Агата, прости меня… Я…

– Всю?.. – механически повторила я, чувствуя, запах гари и пепла в его волосах.

Его затрясло, он отстранился и посмотрел на меня обреченно.

– Да, да, ты все понимаешь, – проговорил он нервно, – ты же все понимаешь. О, Агата! Он всех превратит в головешки! Он требует тебя!

– Но почему?

– Я не знаю, Агата. Не знаю. Но ты можешь всех спасти.

Меня опять затрясло, в груди закрутился огненный комок, готовый вырваться на свободу не хуже пламени огнекрылого. Но я боялась ранить пастушьего сына, который, и так сильно обожжен. Я смотрела на него и пыталась понять, как можно одновременно испытывать злость и нежность, пока он глотал воздух пересохшими губами. Но слова верховного мага постепенно стали обретать смысл.

Чувствуя, как кожа постепенно начинает накаляться, я отстранилась и поднялась. Пастуший сын подскочил следом, будто его ошпарили.

– Агата, – произнес он тихо, – ты меня ненавидишь?

– Нет, – бесцветно ответила я, чувствуя, как любовь к сыну пастуха сгорает вместе с домами в деревне. – Я ненавижу огнекрылых.

Потом развернулась и быстрым шагом направилась по тропе в сторону дома.

Огонь в камине тихо потрескивает, бросая отблески на каменный пол. Поленья красные от жара, а перед топкой на железной пластине в полу отражаются языки пламени.

На деревянных колоннах у боковой стены пляшут остроконечные тени. Когда глянула на часы, стрелка сдвинулась, показывая без четверти полночь.

За колоннами сгустилась плотная темнота. Кажется, мир ужался в точку перед очагом и уместился на медвежьей шкуре, где сижу я. Чувство тревоги змеей свернулось в районе груди.

Во дворе загрохотало, куры и поросенок испуганно за кричали, а медные подсвечники на камине с лязгом подпрыгнули.