Мэри Стюарт - Лунные пряхи

— Да так. Просто я раздумывала, используют ли его критяне до сих пор как целебное средство. В смысле, как панацею от всех бед — от выкидышей до укусов змей…

— Весьма вероятно. Такие знания обычно передают из поколения в поколение. Итак, это «горная радость». — Она забрала у меня растение и снова поставила его в воду. — В общем-то ничего особенного, но было бы очень интересно поглядеть, как оно растет. Ты помнишь, где нашла его?

— Точно я тебе не скажу. — Мы с Ламбисом, образно выражаясь, паслись на ходу, словно преследуемые олени. — Но примерно сориентируюсь, где-то с точностью до пары квадратных миль. Однако пройти там очень нелегко, — добавила я, — дорога идет отвесно, порой даже почти перпендикулярно. А ты в самом деле хотела бы сходить туда и посмотреть на него?

В голове моей гудел похоронным звоном план Марка в отношении нашего отъезда. Бедняжка Франсис — кажется, она здорово расстроится. И какая опасность, ну какая вообще нам может грозить опасность?

— Вообще-то хотела бы.

Франсис наблюдала за мной с несколько озадаченным видом.

— Я… я постараюсь припомнить, где нашла его, — сказала я.

Еще мгновение она смотрела на меня, затем порывисто вскочила.

— Ладно, пойдем-ка поедим. Ты, наверное, устала как собака. Тони посулил нам осьминога, который, по его словам, представляет собой деликатес, неизвестный даже в лучших ресторанах Лондона.

— А-а…

— Ну, дорогая, в жизни все надо попробовать, — изрекла Франсис. — Слушай, дай-ка мне, пожалуйста, полиэтиленовые мешочки. Бог с ними, с остальными травками, но Origanum я хочу надежно укрыть. А разгляжу его позже.

— О господи, а я и забыла о мешочках. Забрала их из твоей комнаты, а потом бросила в карман своей куртки и забыла ее надеть. Сейчас принесу.

— Да ладно, не беспокойся, ты и так за сегодня находилась. Это дело может подождать.

— Да брось ты, я мигом.

Когда мы пересекали коридор, я мельком заметила Софью — держа в руках мои туфли, она проскользнула за дверь кабинета Стратоса. Должно быть, она уже закончила уборку наверху; значит, с радостью подумала я, мне не придется больше с ней сталкиваться. Невзирая на протесты Франсис, я оставила ее у входа в ресторан, а сама побежала наверх, в свою комнату.

Софья навела там полный порядок: куртка моя висела за дверью, сброшенное платье было аккуратно перекинуто через спинку стула, полотенца тщательно сложены, а покрывало снято с кровати. Полиэтиленовых мешочков не оказалось в первом кармане, в который я залезла, — да и когда мне удавалось что-либо отыскать с первого раза? — но я нашла их в другом и снова сбежала вниз.

Ужин прошел очень весело. Даже осьминог, которого мы умяли под неусыпным надзором Тони, оказался вполне съедобным. Последовавший за ним барашек был изумителен, хотя я до сих пор не могу спокойно есть нежное мясо совсем молоденьких барашков.

— Их просто не могут дольше держать на подножном корму, — успокаивала я Франсис, заметив, что та пригорюнилась. — Здесь не хватает пастбищ, чтобы выращивать их до больших размеров. А если ты собираешься задержаться в Греции на празднование Пасхи, боюсь, что тебе придется привыкнуть к зрелищу, когда пасхальный барашек торжественно входит в дом вместе со всей семьей, чтобы быть там съеденным. Дети пестуют его, играют с ним и обожают его; потом ему перерезают горло, всей семьей оплакивают и наконец радостно пируют.

— Какой ужас! Но это же предательство!

— Что ж, такова традиция. И это символично.

— Да, наверное. Но разве они не могут использовать иные символы, например, хлеб с вином?

— О, их они тоже используют. Но сама подумай, жертвоприношение к Пасхе в их собственных домах… Раньше я считала так же, как и ты, да и сейчас не могу спокойно смотреть, как на страстную пятницу барашки и телята бредут домой на заклание. Но по-моему, это в миллион раз лучше, чем то, что проделываем мы у себя дома и при этом прикидываемся гуманистами. Здесь барашек растет обласканный, счастливый и ни о чем не подозревает — порой видишь, как он резвится с детишками, словно маленький песик. И пока ему не всадят в горло нож, он даже не догадывается, что скоро умрет. Разве это не лучше, чем наши омерзительные, битком набитые животными грузовики, которые по понедельникам и четвергам, громыхая, устремляются на бойни, где бедные животные вдыхают запах крови и в атмосфере, насквозь пропитанной страхом и смертью, покорно дожидаются своей очереди? И в чем тут гуманизм?

— Да. Да, конечно. — Она вздохнула. — Ладно, не буду переживать, что с таким удовольствием съела этого барашка. И вино весьма недурно — как, говоришь, оно называется?