Галина Романова - С первого взгляда

– Симка-то твоя откуда знает! – фыркнул тот злобно и так же ползком начал выбираться из угла-укрытия, намереваясь снова засесть за стол. – Мы с вами знакомы-то лет семь-восемь.

– А жена твоя и рассказала. Они частенько треплются по телефону, какие тайны друг другу только не наговаривают. Вот твоя как-то, расчувствовавшись, и сболтнула, что ты по жизни Марину завидуешь. Пыжишься, пыжишься, а так из кресла зама и не выпрыгнешь. Ну, дождались все же, дотянулся и до генерального! – язвил, отрываясь за все свои страхи, Логинов. – И только бы зажить, да тут Алка наседать начала. Чем она тебя так достала, что ты на ее шее ремень Антона затянул? Угрожала все разболтать или…

– Она требовала с него денег за молчание, – подсказал Борис и, прервав метания бедного Снегирева по кабинету, надел на него наручники. – Сергей рассказал Александре Степановой сегодня утром. Он только что вернулся с лечения. Уехал туда, никому не сказав, в полном отчаянии. Алла доконала его, тут еще Валентина приехала. У него просто сердце разрывалось от горя и от невозможности ничего поделать. Он и уехал в клинику за четыреста верст отсюда. Отключил все телефоны, никому ни слова. Прошел там курс, записался на второй. Приехал, чтобы рассчитаться с долгами, а тут такие новости. Он и прояснил кое-что. Его-то Алла тоже ввела в курс дела насчет того, что заразила и Снегирева тоже. И он теперь, гад, у нее на крючке. И уж с него-то она поимеет по полной программе. Она одного не учла…

– Чего? – поднял голову молчаливо сидевший Леонид.

– Того, что у Снегирева на ее счет была другая программа. Кстати, а на Зимину вышли так же, как и Марин – посредством телефонных номеров?

– Нет, – буркнул Иван, понуро следуя за следователем из кабинета. – Она позвонила мне, назначила встречу. Я пришел, а она мне прямо в лоб – что, говорит, Аллусик, приложилась к твоим чреслам, да? И тебя пометила? Как же, мол, дальше-то жить собираешься с этим?.. У меня не было выбора. Просто не было выбора!..

Тот последний вечер мая был очень значительным для Бориса. По такому случаю он впервые пренебрег выходным днем, выпавшим на понедельник, и не явился на работу, как обычно. Впервые за многие годы он посвятил этот день тому, чтобы пройтись по магазинам и невозможно, просто безобразно потратиться.

Аж пот прошиб от такой расточительности. Надо же было купить в магазине брюки по цене пары костюмов, из тех, что висел у него на вешалке в единственном экземпляре. И на рубашку непотребно разорился, заплатив за нее, как за зимние приличные ботинки. Но купив все и дома примерив, махнул рукой на то, что опустошил конверт с заначкой, припрятанный между пододеяльниками.

Выглядел он просто замечательно. И брюки сидели бесподобно, и рубашка, когда он усаживался, заламывалась нежными приятными складками именно в тех местах, где нужно было.

Саше должно понравиться, тут же подумал Борис, снимая все и развешивая на стульях до вечера. Но сначала он должен был понравиться Марину!

Да, да, черт побери, именно Марину!

Кто бы мог подумать, что он так станет волноваться, собираясь на встречу с лучшим другом Александры Степановой – Антоном Мариным. Будто тот был самой главной фигурой, могущей решать за них – быть или не быть их отношениям. Хотя…

Хотя Саша недвусмысленно дала понять, все еще не решаясь уйти от мужа, что если Антоша не одобрит, то этого и не случится.

– Он же сам назвал его уродом! – впервые тогда забеспокоился Борис.

Такого поворота он, если честно, не ожидал. И считал себя, если не совсем уж виноватым во временном заключении Марина под стражу, то причастным к этому точно. Даже хотел извиниться перед ним, когда того вели по коридору из камеры к нему в кабинет. И речь вроде уже заготовил. Но потом вдруг стало так противно. Представил себя киношным героем, топчущимся перед дверью и репетирующим извинительную речь.

Какие слова, на фиг! Что они могут решить? Заставят Марина взглянуть на своего тюремщика несколько иначе? Да ни хрена! Если тот затаил обиду, с ней расстаться не так просто и не так быстро. Если нет обиды, то слова извинения тем более ни к чему. Поэтому, когда Антона освободили от наручников и заставили сесть перед его столом, просто спросил:

– Вы его не подозревали?

– Кого, Ваньку? – переспросил Марин, старательно отводя взгляд от Бориса, все же обиделся.

– Да, его.

– Нет, не знаю. Странным кое-что казалось, но чтобы подозревать в убийстве Аллы? Нет, не мог я мысли допустить, что Ванька сможет так вот хладнокровно убить ее и подставить меня. Может, состояние аффекта тому виной?