Линда Ховард: Обещание вечности

Макс представил сестре Альму и Хармона, потом Виктория последовала впереди них к выходу из аэропорта.

— Тебе поручили почетную обязанность встретить нас? — спросил Макс.

Его левая рука обнимала Клэр, за правую цеплялась счастливая Виктория.

— О, нет, я не единственный представитель, — легко ответила сестра. — Мама ждет вас в автомобиле; она не захотела пробиваться сквозь толпы людей, но и не смогла дождаться, пока вы доберетесь домой: ей не терпится познакомиться с Клэр.

Узел в груди Клэр, который немного расслабился от встречи с Викторией, теперь снова разбух и поднялся к горлу. Мать Макса! В пути он рассказывал о ней, и Клэр знала, что он обожал мать и, само собой разумеется, та обожала его. Да и какая женщина не стала бы?

— Мы приехали на двух автомобилях, чтобы поместился весь багаж, — пояснила Виктория, улыбаясь Клэр и ее родителям. — Мама настаивает, чтобы Клэр и Макс ехали с ней, если вы не возражаете. Я по-настоящему безопасный водитель.

— Правда? — спросил Макс, выглядя удивленным.

— Конечно, мы не возражаем, — ответила Альма.

Когда они подошли к стоянке, мужчина в темном костюме открыл дверь черного «Ягуара», и оттуда вышла высокая стройная изящно одетая женщина.

— Макс! — позвала она и помахала рукой, потом, забыв о достоинстве, побежала ему навстречу.

Макс засмеялся, оставил Клэр и Викторию и помчался через бетонированную площадку. Он обхватил женщину руками и крепко обнял.

— Яркая демонстрация знаменитой британской сдержанности, — шутливо заметила Виктория. — Любой из нас всегда настолько счастлив снова увидеть Макса, что мы превращаемся в абсолютных дурачков, но никто не может устоять перед ним, правда?

— Вообще никто, — подтвердила Клэр, наблюдая за ними.

Так это его мать? Эта прекрасная, совсем молодая женщина, с гладким узлом белокурых волос, только начинающих седеть?

Прежде чем она смогла взять себя в руки и изменить воображаемый образ седой степенной матроны на такую изящную женщину, Макс подошел к ней, держа мать под руку.

— Мама, моя будущая жена, Клэр Вестбрук. Дорогая, это моя мама — леди Алисия Конрой, вдовствующая графиня Хейден-Прескотт.

Леди? Графиня?

Клэр оцепенела. Потом как-то сумела улыбнуться и пробормотать что-то соответствующее. Всеобщий энтузиазм восторженных поздравлений продолжался, пока Альма приветствовала леди Алисию, с которой имела несколько длинных телефонных бесед. Мать Макса улыбалась очень тепло и, казалось, искренне восхищалась происходящим. Через несколько минут багаж разместили в автомобилях и все устроились на своих местах: Альма и Хармон в синем «Мерседесе» Виктории, а Макс, Клэр и леди Алисия в «Ягуаре», которым управлял шофер по имени Саттон.

— Толпа родственников уже начала прибывать? — спросил Макс, улыбаясь матери, зеленые глаза которой сияли ему в ответ.

— Пока нет. Мы ожидаем еще несколько дней относительного затишья, хотя наверняка те, кто находится в пределах досягаемости, приедут на чаепитие. Ты ждал чего-то другого?

— Я надеялся, но нет, не ожидал. Стало быть, не стоит и думать, что на следующей неделе Клэр сможет уделить мне хотя бы немного времени?

— Очень сомнительно, — весело ответила леди Алисия, глаза по-прежнему сверкали. — Предстоит сделать еще слишком многое. Такого волнения в семействе не наблюдалось со времени окончания последней войны, даже двоюродная бабушка Элеонор собирается присутствовать, а ты знаешь, как редко она выходит из дома.

— Я был бы польщен, если бы не знал ее мнения на свой счет.

— Конечно, это не из-за тебя, все слишком хорошо тебя знают. Всех интересует только Клэр.

Клэр совсем не хотела, чтобы все интересовались ею, она ненавидела быть объектом всеобщего внимания. Она станет неуклюжей и бессловесной, боясь сделать что-нибудь не так из опасения совершить ошибку. Что Макс вытворяет с ней? И так-то достаточно трудно предстать перед огромным семейством; почему он не сказал, что принадлежит к британской аристократии? Она должна была догадаться: разве обычный англичанин обладал бы такой изысканной смесью элегантности и высокомерия? Его акцент, беззаботная искушенность, довольно церемонные манеры — все указывало на обстоятельства рождения и воспитания, далекие от обычных.

— Что-то ты притихла, любовь моя, — заметил Макс, потянулся, взял ее за руку и нахмурился, почувствовав холод ее пальцев.

Все-таки стояла середина лета, и был необычно теплый для Лондона день.