Энн Стюард - Черный лед

— Хорошо, Бастьен, — капитулировала она. — Хотя мне не кажется, что это отличная идея.

— Вы уже связали себя с кем-то? Не стоит беспокоиться, это не имеет значения. Что произойдет здесь, здесь и останется, и не существует причин, по которым мы должны ограничивать себя в удовольствиях, — вкрадчиво произнес он.

Хлоя не знала, как бы отреагировала, будь на месте кто-то другой. Она умела выходить из нежелательных ситуаций, хотя они возникали не слишком часто. К несчастью, он в равной степени и притягивал ее и пугал. Он лгал ей, и она понятия не имела почему.

Хлоя остановилась. Они почти достигли менее безлюдной части отреставрированного замка, и ей были слышны голоса — смесь французского и английского — за двойными дверями. Она открыла было рот, не зная точно, что собирается сказать, какой аргумент выдвинуть против него, когда Бастьен заговорил.

— Меня неудержимо тянет к вам, и вы это знаете. Я не помню, когда прежде был так очарован. — И прежде чем Хлоя сообразила, что Бастьен намеревается сделать, он обнял ее, притиснул к стене и стал целовать.

Да он просто мастер, оцепенело думала Хлоя, сдерживая возбуждение. Его руки нежно гладили ее тело. Она закрыла от удовольствия глаза и чувствовала, как его поцелуи щекочут ее скулы, веки, спускаются по шее.

Хлоя не знала, как справиться с собой. Ей следовало оттолкнуть его — но она не хотела! Нежные невесомые поцелуи будоражили кровь. Вряд ли когда-нибудь она позволит ему целовать себя, и, если этот случай должен остаться единственным, она стремилась испытать всю полноту чувств.

И когда он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал, горячо, страстно, она ответила на его поцелуи, сказав себе, что лишь разочек вкусить от запретного плода не так и страшно. В конце концов, она же во Франции. Да здравствует любовь!

Хлоя почти позволила себе отдаться наслаждению, как в мозгу отчаянно зазвенели тревожные звоночки, останавливая ее. Ох, каким Туссен был специалистом обольщения! Как умело пользовался ртом, языком, руками… Еще чуть-чуть — и она утонула бы в приливе желания.

И все-таки что-то шло не так. Хлоя видела: это было театральное представление. Он производил правильные действия, говорил правильные слова, но рассудок его держался в стороне и хладнокровно наблюдал за ее ответным чувством.

Руки Хлои, готовые вцепиться в него и за плечи притянуть, вдруг оттолкнули Тиссена. Она сделала это с большей, чем требовалось, силой — он ни единым усилием не сопротивлялся ей, просто отступил с легким удивлением на лице.

— Нет? Возможно, я неправильно истолковал ситуацию. Меня тянет к вам, тянет сильно, и я подумал, что это чувство взаимно.

— Месье Туссен, вы очень привлекательны. Но играете со мной в какую-то игру, и мне это не нравится.

— Игру?..

— Я не знаю, что происходит, но не верю, что вас охватила внезапная неконтролируемая страсть ко мне.

Сильвия всегда распекала ее за подобную откровенность в разговоре, но Хлоя только отмахивалась. Все, что угодно, лишь бы прервать вкрадчивую, манящую ложь из уст человека, который все еще стоит так близко…

— Тогда я буду стараться еще больше, чтобы нас убедить. — Он вновь потянулся к ней.

И Хлоя почти позволила ему это, но тут дверь в гостиную распахнулась и появился рассерженный месье Хаким.

Бастьен без особой поспешности отошел в сторону, и лицо Хакима еще больше потемнело.

— Мы ждем вас, мадемуазель Андервуд. Уже половина восьмого.

— Я заблудилась по пути сюда. Месье Туссен был настолько добр, что взялся меня проводить.

— Не сомневаюсь, что взялся, — буркнул Хаким. — Барон ждет вас, Бастьен. И ведите себя соответственно. Мы должны работать.

— Слушаю и всегда готов служить, — ответил тот, послав Хлое ироническую усмешку, и пошел за Хакимом.

Хлоя двинулась было следом, но сильная рука Хакима легла на ее плечо, останавливая ее.

— Вас следует предупредить насчет Бастьена, — начал он.

— Меня не надо предупреждать. Этот тип мужчин мне хорошо известен.

«Не уверена», — мысленно возразила она самой себе. Бастьен пытается убедить ее, что принадлежит к определенной породе мужчин — искушенных соблазнителей, играющих чувствами и напрочь лишенных нравственных правил. И действительно принадлежит — у нее не было в том ни малейших сомнений. Вот только было в нем нечто большее, нечто темное внутри, и она не могла определить, что же это такое.

Хаким кивнул, хотя явно ей не поверил.

— Вы очень молоды, мадемуазель Андервуд. Предупреждаю вас по-отечески, мне не хотелось бы, чтобы с вами случилось какое-нибудь несчастье.