Э. Филлипс-Оппенгейм - Преступление Гаррарда

— Разве не отвратительно, что я так весела? Может быть, вы опечалены тем, что ваша жена уехала? Вероятно, очень неприятно найти по приезде пустой дом.

Он рассмеялся.

— Вы не можете себе представить, насколько он был пуст и насколько я был счастлив.

В половине четвертого Гарвей вошел в отделение южного Банка в Бермондси. Мистер Поултон принял его с чувством благоговейного восхищения.

— Очень рад снова видеть вас, мистер Гаррард,— сказал он, подвигая ему кресло.— Слышали о вас чудеса. Говорят, вы откупили все товары у американской компании «Мак Дормат»?

— Мы можем быть довольны. Все идет как нельзя лучше.

— Прекрасно! Поздравляю вас. Вы не сочтете меня нескромным, если спрошу, каков ваш оборот за последний месяц?

— Около миллиона. Кроме того, запасы товара сильно поднялись в цене, а заключенная теперь с фирмой «Мак Дормат» сделка должна принести нам минимум 200 000 фунтов прибыли.

— Баснословно!

— Полагаю, наш счет теперь совершенно удовлетворителен.

— Совершенно.

— Вы ничего не имели бы против, чтобы я взял обратно американские ценные бумаги, которые дал вам как гарантии?

— Понятно. Можете получить их без всяких затруднении. Я сообщу об этом на следующем же заседании.

— Я не могу получить их сейчас же? Охотно взял бы их с собой.

— К сожалению, это невозможно. Они находятся в сейфе нашего центрального банка и могут быть получены только с особого разрешения дирекции. Но я сегодня же вечером позвоню туда.

Гарвей поднялся.

— Пожалуйста, устройте это по возможности скорее. Буду вам очень благодарен: я одолжил их на некоторое время и должен вернуть.

— Сделаю все возможное для ускорения дела,— обещал мистер Поултон, провожая своего клиента до двери.

Гарвей сел в автомобиль и поехал в торговый дом, где царило оживление. Войдя в кабинет, он замер от неожиданности: Грэйс сидела за столом, склонившись над пишущей машинкой.

— Не ожидал увидеть вас здесь сегодня.

— Я решила, что лучше будет, если приду сразу,— ответила она, улыбаясь.— Очаровательный мистер Греторекс сказал, что сотни писем ожидают вас. Я вам понадоблюсь.

Он повесил шляпу и медленно стягивал перчатки. В Грэйс было много привлекательного, что сразу бросалось в глаза: белоснежная кожа, алые губы, горящие черные глаза. Но ясно было, что она постаралась придать своей внешности вид, соответствующий ее должности. Волосы были причесаны гладко, и вместо элегантного костюма на ней было простое черное платье.

— Так хорошо? — озабоченно спросила она.— Я здесь для того, чтобы работать, и хотела бы выглядеть только как ваша секретарша. Продиктуйте мне все нужные письма. Я отпечатаю их потом на машинке в другой комнате, чтобы шум не мешал.

— Очень хорошо.

— Я действительно могу вам пригодиться,— тихо сказала она.— А когда работа будет окончена и мы куда-нибудь поедем вместе, буду тем, чем вы захотите.

Он заставил себя ответить деловым топом:

— Вы очень благоразумны. Итак, наши отношения налажены. Я благосклонный к вам принципал, вы — деятельная секретарша. Сейчас позову Греторекса, и он ознакомит меня с содержанием писем.

Греторекс, казалось, помолодел. Сел на предложенный ему стул и беседовал с Гарвеем около часу, потом удалился с частью писем, и Гарвей начал диктовать Грэйс ответы на оставшиеся.

— Это самое важное,— сказал он.— Теперь мы устроим для вас рабочую комнату.

На его звонок появился служащий, унесший по его приказанию пишущую машинку. Грэйс вышла из кабинета Гарвея с холодным деловым выражением, ни разу не оглянувшись. Оставшись один, Гарвей вынул бумагу для своих личных писем. Потом прочел еще раз письмо Мильдред. Внезапно ему пришла в голову какая-то мысль. Он снял с телефона трубку и обратился в центральное бюро фирмы:

— Соедините меня с банком Фардаля. Хочу знать, в Лондоне ли он и можно ли поговорить с ним.

Через пять минут он узнал, что Фардаль уехал на несколько недель. Справившись об адресе, получил от одного из служащих ответ, что Фардаль уехал в Южную Францию, не оставив определенного адреса. Письма не должны были ему пересылаться и все деловые вопросы должны были решаться в Лондоне. Поблагодарив, Гарвей повесил трубку.

Он подвинул поближе бумагу, но долго не мог остановиться на обращении в письме. Наконец ему удалось написать следующее:

«Дорогая Мильдред!

Думаю, будет лишним говорить, что твое письмо, которое передал мне Эндрью, явилось тяжелым ударом. Я не знаю, кому ты обязана полученными сведениями, но тебя обманули как относительно моего положения, так и относительно моих планов. По возвращении из Ривьеры я действительно нашел дела фирмы сильно пошатнувшимися, но делаю все, чтобы привести их в порядок, и имею все основания предполагать, что усилия увенчаются успехом. Хотел бы напомнить, что ложь не в моем характере и при отъезде из Англии мне незачем было разыгрывать роль удирающего банкрота.