Э. Филлипс-Оппенгейм - Преступление Гаррарда

— Кто здесь? — спросил он слабым голосом.

Вместо ответа перед ним появилась человеческая фигура.

Гарвей с лихорадочной поспешностью повернул выключатель.

В ярком свете лампы, залившем комнату, он увидел реальное человеческое существо. Это была миловидная девушка невысокого роста. На бледном лице печально смотрели из-под длинных ресниц большие темные глаза.

— Что вы здесь делаете?

— Я хотела видеть вас. И ждала.

— Почему же не просили доложить о себе? Вы здесь уже давно?

— Два часа — или больше. Я не думала о времени.

— Но это невозможно; здание было полно служащих, каждый из которых мог доложить о вас.

— Знаю. Но я ждала, пока все уйдут. Я только сегодня узнала обо всем. И хотела побыть в комнате, где умер мой дед.

— Эбинезер Свэйл был вашим дедом?

— Да. Я должна была приехать из Парижа, чтобы встретиться с ним. Вот приехала, но слишком поздно.

Пригласив ее в кабинет, он предложил ей кресло, а сам сел в полутьме у письменного стола. Перед ним была девушка, которую он обокрал.

— Смерть вашего деда была для вас, конечно, большим ударом, мисс Свэйл?

— Тяжелым ударом и еще более тяжелым разочарованием. Я уже готова была к поездке и ждала в Париже только письма от него, чтобы приехать. Вместо этого пришла телеграмма из Америки. Таким образом я узнала, что он мертв.

У нее был глубокий голос и, судя по произношению, она, вероятно, долго жила во Франции.

— Вы хотели остаться на некоторое время вместе с ним в Англии?

— Дед хотел взять меня в Америку. Я никогда его не видела. Мой отец поссорился с ним из-за моей матери, француженки.

— Ах вот что! — Теперь он понял, почему она говорила с легким акцентом, почему в ее одежде была какая-то неуловимая элегантность.

— Родители умерли. Дед посылал мне время от времени небольшие суммы. Он хотел, чтобы я изучила машинопись и стенографию на английском и французском языках. Я сделала это, а месяц назад получила от него письмо. Он писал, что приезжает в Англию и хочет увидеться. Две недели назад написал мне снова, что живет в отеле «Савой», ждет меня и приготовил мне сюрприз.

— Он не объяснил вам, что это за сюрприз?

— Нет. Но думаю, это были деньги. После того письма я не получала никаких известий. Ждала со дня на день — ни слова! Потом телеграмма из Америки с сообщением о смерти. Это было всем. Я решила приехать.

— И вы не нашли сюрприза?

Она вздохнула, ее глаза затуманились.

— Это эгоизм, конечно, но я горько разочарована. В отеле мне сказали, что денег, которые нашли при нем, едва хватило на уплату по счетам и расходы на похороны. Им пришлось даже добавить из своих средств.

— Он был, вероятно, большим чудаком. Мы телеграфировали в Нью-Йорк, и его управляющий Социус ответил, что Свэйл продал свою долю в фирме и уехал. Они полагают, что имел при себе крупную сумму.

— Значит, она пропала. Не думаете ли вы, мистер Гаррард, что его ограбили?

— Возможно, вы скоро узнаете, что он поместил свои деньги в какой-нибудь банк. Вы получите их через некоторое время — убежден в этом.

— Может быть. Пока же я потратила все свои деньги на этот дурацкий траур и билет второго класса в Америку.

— Вы едете в Америку?

— Мой дядя в Париже посоветовал съездить туда. Дед ведь не имел других родственников, а после него остались, вероятно, дом или какое-нибудь другое имущество. Может быть, он что-нибудь завещал. Я кажусь очень корыстолюбивой, не правда ли? Вы так странно смотрите на меня.

— Я? Вовсе нет!

— Возможно, я выражаю больше скорби по поводу своей судьбы, нежели по поводу утраты, но не умею лицемерить. Я француженка. Ему было уже 80 лет и он был болен. Я же в продолжение 10 лет была очень бедна. И вдруг это письмо! А теперь — опять прежнее.

На ее глазах блеснули слезы. Губы задрожали.

— Дорогая мисс, вы не должны заботиться о деньгах и очень хорошо сделали, придя ко мне. Ваш дед был одним из самых лучших друзей нашей фирмы. Я убежден — твердо убежден: скоро мы узнаем, куда он поместил свое состояние. До тех пор смотрите на наш торговый дом как на свой банк. Нам доставит удовольствие помочь вам.

Она взглянула на него с удивлением и благодарностью. Гарвей должен был сознаться, что впервые в жизни видел глаза, которые слезы делали еще прекраснее.

— Почему вы так добры?

— Дело не в доброте. Мы много лет торговали с вашим дедом. Он умер при посещении нашей фирмы. Понятно, что будем всеми силами поддерживать вас.

— Не дадите ли мне какой-нибудь работы? Не хотела бы принимать милостыню. Я охотно буду работать до тех пор, пока отыщутся деньги.