Екатерина Гринева - Герой-любовник, или Один запретный вечер

Небо было не синим и не голубым, а каким-то выцветшим, белесым, как полинялая тряпка после многоразовой стирки.

Костя лавировал между машинами, домами и людьми, нахально перебегавшими дорогу чуть ли не перед носом его «Мерседеса-Бенца».

Мы двигались по центру рывками, часто останавливаясь и торча в пробках. Казалось, от жары одурели не только люди, но и машины, которые ехали неторопливо, словно нехотя, вопреки желанию их владельцев.

То там, то здесь нам попадался новострой – дома «сделанные» под старину – малоэтажные, с благородной расцветкой, элегантными эркерами и пузатыми очаровательными балкончиками.

– Постройки для богатых, – кивнул Костя. – Престижное место. Тихое, солидное – они покупают тут дома, построенные на месте снесенных старых, которые могли бы еще стоять и стоять. Но какому-то богатому подрядчику понадобился этот бриллиантовый кусок земли – и колесо начало вертеться со страшной силой – дома лишились статуса архитектурных памятников, как депутаты своей неприкосновенности, и попали под слом. А те, кто селится здесь, стараются не афишировать своего богатства – живут никуда особо не высовываясь и не привлекая внимания.

– Большие деньги любят тишину, – сказала я когда-то вычитанную фразу.

Мое изречение почему-то развеселило Костю.

– Точно! – повертел он головой. – Ты еще, оказывается, и умная…

Я собиралась обидеться, но промолчала. Кто я такая, чтобы высказывать ему свое недовольство, шепнул мне внутренний голос. Сиди и радуйся, что тобой вообще занимаются…

– Вряд ли Челышев добровольно отдаст квартиру Рубакиной и ее мужу, как они этого хотят, – сказала я после минутной паузы.

– Он и не собирается этого делать. Не для того он сошелся со Светловой, чтобы все потерять. История стара как мир. В один прекрасный момент у актрисы, переживающей постбальзаковский возраст, появлется молодой человек, который придает ее жизни новый смысл. Правда, у всех этих историй грустный конец.

– Да уж!

– Кажется, здесь… – Костя сверился с записями в блокноте.

Мы подъехали с старому дому – внушительно-солидному, и Костя плавно затормозил, вписывая свою машину между белыми «Жигулями» и синей «Тойотой».

– Выходим.

– Он дома?

– Когда я звонил полтора часа назад, был дома. Сейчас сделаем вторичную проверку…

Костя набрал номер Челышева и, услышав раскатисто-бархатистое: «Алло!», тут же нажал на отбой.

– Дядя у себя на месте, – снисходительно заметил Ангел. – Вылезаем, моя боевая подруга. Я думаю, нас ждут веселенькие минуты.

– Спустят с лестницы и все.

– А я на что? Между прочим, у меня черный пояс по каратэ.

– Надеюсь, до этого дело не дойдет.

Мы вышли из машины и на нас, словно из доменной печи, дохнул жар. В воздухе реял смог и тянуло гарью: горели подмосковные леса.

Консьержка окинула нас пронизывающим взглядом с головы до ног и в обратном порядке и сразу отнесла меня и Костю к категории «неблагонадежных» граждан. Она сдвинула брови и встала из-за своей стойки, когда мы появились в холле. Ей было лет шестьдесят, и она изо всех сил следила за собой, стараясь соотвествовать «месту» – престижному дому в центре Москвы: ярко-красный маникюр, рыжий парик, накрашенные губы.

– Вы к кому?

– К Челышеву Артуру. Тридцать пятая квартира.

– Вы договаривались? – с напором наседала она.

Для таких дам главным было «не пущать» и «не разрешать».

– К сожалению, не успели. – И Костя улыбнулся ей одной из самых чарующих своих улыбок.

Но его улыбка не произвела на консьержку никакого впечатления.

– Я должна позвонить Челышеву.

– Лучше не надо. Мы из газеты и вряд ли он будет рад нашему появлению.

Пятисотрублевка плавно легла на стол консьержке.

Она быстро сунула ее в ящик и сказала сухим тоном:

– Проходите.

– Вот как надо действовать, – шепнул мне Костя, когда мы стали подниматься по лестнице, не дожидаясь лифта. Впрочем, подниматься по такой лестнице было чрезвычайно приятно и комфортно – широкие ступеньки, гладкие вычищенные перила, высокие потолки и сложный запах – больших денег, воска, старомодной солидности и ухоженности. Дом был построен в начале прошлого века – это мы прочитали на табличке при входе. – Когда не помогает мое обаяние, я пускаю в ход презренный металл.

– Лучше подумай, что тебе придется пустить в ход перед Челышевым.

– А это уже смотря по обстоятельствам.

«Обстоятельства» у Челышева были весьма пикантными и соблазнительными. После звонка в дверь, она моментально распахнулась, как будто бы нас ждали, и перед нами возникла блондинка с длинными волосами, в коротких шортах и розовой маечке, обнажавшей голый пупок с золотым колечком.