Лариса Соболева - Миф о вечной любви

Наконец! Наконец в его глазах блеснула робкая надежда вместе с признательностью, а на губах появилась благодарная улыбка. Может быть, человеку в его положении важно знать, что ему верят, и это будет подспорьем там, в камере, откуда, как говорят, Глеб уже никогда не выйдет.

– Есть одна зацепка… – произнес он с сомнением в голосе. – Полотенце, которое нашли в гараже рядом с убитыми. Понимаешь, этим полотенцем я пользовался только на работе, оно всегда лежало в раздевалке… в шкафчике, но я не обратил внимания, когда оно исчезло…

– Ну-ну, и что? – поторапливала его Санька, чувствуя, как улетучивается время, а тут новый поворот, но Глеб неожиданно сник:

– Мне кажется, все бесполезно…

– Тебе кажется! – вскипела Санька. – Тебе, а не мне! Думай о Жанне, ты должен выйти отсюда до ее выписки. Говори быстро, что там с этим полотенцем надумал, сейчас меня выгонят!

И ведь убедила его, Глеб выпалил:

– Кто-то взял его, понимаешь? Кто-то из своих!

– В таксопарке? – дошло до девушки, из чего логически вытекало: – А раз взял, значит… отдал тому, кто убил Рудольфа Хоруженко с девушкой и подкинул улики против тебя? Вор знает убийцу?!

– Да. Я уверен, было так. Санька, я ведь ни разу в жизни ту девушку, Ию, не видел.

– А кого подозреваешь? – подхватила она, сейчас не до лирики.

Но в этом и была главная проблема, Глеб не мог остановить выбор ни на одном человеке, он грустно покачал головой: никого.

Санька успела пообещать, что в лепешку разобьется, но правды добьется. Патетично, героически, наивно, но в неискренности ее никто не посмел бы упрекнуть. Разумеется, Глеб исполнился благодарностью, однако на нее уже не осталось секунд, к тому же сейчас важно другое. Он, зная характер свояченицы, успел наложить запрет на ее сыщицкую деятельность:

– Не смей нос совать в это дело! Адвоката нанимай, долби его, чтоб работал, а сама не смей, иначе тебе оторвут голову. Не поняла еще, что кто-то ва-банк пошел? Значит, сметет всех, кто захочет выяснить правду. Следаки пусть ищут эту самую правду, а ты не смей!

Свидание закончилось.

– Клянусь, я не знаю, что у них произошло! – Римма Таировна молитвенно сложила руки, ей осталось только слезу пустить.

У Крайнего возникла мысль, что эта полная женщина панически его боится, она и дышать стала тяжело, как астматик, скорей всего, это симптом сердечного заболевания.

– Да успокойтесь, – сказал Крайний, – я же не арестовать вас приехал, а поговорить. Расскажите, что знаете или видели… случайно видели и слышали. У меня даже протокола нет. Ну? Когда вы видели Ию и Рудольфа последний раз?

– Последний? – задумалась та. – Перед смертью. Рудольф Тимофеевич приехал в офис… с Ией приехал и… велел, чтоб я подготовила документы Андрея, он его уволил. Ну, я подготовила… А Андрей очень полезен был, у него такая голова хорошая…

– И что? – не позволял отступлений Крайний. – Что-нибудь произошло в тот день между Рудольфом и Андреем?

Она смущалась и явно не хотела выглядеть сплетницей, не хотела навредить кому бы то ни было и в то же время врать не умела.

– М-да. Стены здесь, вы сами видите… все слышно. Ну и места немного, хочешь не хочешь, а услышишь даже шепот…

Андрей заскочил в офис во второй половине дня, полагая, что шеф погорячился и успел остыть. Он отказывался верить, что его вышвырнули за борт, как балласт, а если вспомнить, сколько идей Андрей привнес и воплотил на фирме, сколько прибыли получил шеф благодаря ему – как уйти, не поговорив с Рудольфом еще раз?

Но когда он увидел непримиримые глаза, выражавшие настрой Рудольфа, человека жесткого, даже жестокого, пожалел, что пришел. Андрей неплохо изучил его мимику: эти сжатые губы, будто Рудик выполняет физически тяжелейшую работу, раздувающиеся ноздри сами по себе говорили о накале, а сжатые кулаки просто мечтали вписаться в лицо Андрея. И поскольку исход беседы стал очевиден (теперь осталось только собрать вещи), в Андрее заклокотало самолюбие, он решил не дать Рудольфу лишний раз упиваться собственной властью, пошел в наступление:

– Какого черта ты взбесился?

– Считаешь, я тебе должен что-то объяснять? – зарычал Рудольф, сдерживаясь с трудом, его желание кинуться с кулаками на заместителя было очевидным. – Да как ты посмел сказать Варгузову о моем новом решении? Кто тебя уполномочил? И уж совсем мне непонятно: ради чего? Ради того, чтоб тебя вышвырнули? Так ты добился своего.

– Откуда такая уверенность, что осведомителем был я?