Уинслоу Элиот - Опасности прекрасный лик

У окна Пенни заметила Дома. Их глаза встретились, и он улыбнулся. Она нахально отвернулась.

Нисколько не думая о том, чтобы подождать, пока ей принесут лимонад, Пенни бродила по гостиной. Ее притягивала белая дверь. Заметив, что Джастин занят своими гостями, она повернула бронзовую ручку и просунула в дверь голову. Это был его личный кабинет. Пол покрывал шикарный ковер, оттенков преимущественно синих и слоновой кости. В тон ковру была большая картина, висевшая на стене над кушеткой. Пенни подошла к ней — это был портрет, очень напоминавший Джастина.

— Это не я. — Джастин закрыл за собой дверь, подошел и встал рядом. — Один из предков. Работа Джона Сингера Сарджента. Нравится?

— Угу. — Пенни бросила взгляд на закрытую дверь. С того самого вечера, когда они ездили на концерт, Джастин пугал и в то же время пленял ее. Он был очарователен, но опасен. Вполне возможно, он способен убедить кого угодно и в чем угодно, подумала она теперь, дерзко встречая его взгляд.

Он уютно уселся посередине мягкого дивана и похлопал рядом с собой по кожаной обивке цвета слоновой кости.

— Похоже, тебе тоже не помешает немного отдохнуть.

— Шутите? Я не сяду рядом с вами, даже если вы мне заплатите.

— Дорогая моя, — медленно проговорил он, — если я снова задумаю отшлепать тебя, можешь быть абсолютно уверена, что я сделаю это вне зависимости от того, сядешь ты рядом со мной или нет.

И все же она оставалась стоять.

Его жесткие голубые глаза оглядели ее.

— Мне нравится, как ты оделась. Этот наряд больше радует глаз, чем джинсы.

Пенни дотронулась до черного шелкового платья, которое они с Сьюзан выбрали сегодня в магазине «Сакс». Продавец упаковал ее старую юбку и свитер, и она вышла из магазина в новом платье, которое облегало ее стройное тело, демонстрируя каждый ее изгиб и ноги. Это было самое короткое платье из всех, что она когда-либо носила. Черные чулки были украшены легким узором, а черные туфли на высоких каблуках подчеркивали красоту ног и лодыжек.

Джастин снова похлопал по обивке дивана.

— Не ломайся, Пенни. Садись, если тебе говорят. Ты же не ребенок, — добавил он с сарказмом, в то время как глаза его скользили по ее телу. Под этим испытующим взглядом Пенни почувствовала себя голой.

Она рывком села рядом с ним, держась прямо. Запах его одеколона был слишком сладким.

— Где ты остановилась на ночь? — спросил он.

— В «Плазе».

— Из-за этого снега найти такси будет непросто. Почему бы тебе не остаться здесь, со мной?

— Я бы лучше переночевала в «Плазе».

— Да ну? — Кончиком пальца он постучал по ее бедру. — Тебе надо почаще надевать такие платья, как это. У тебя красивые ноги.

— Я передам Сьюзан ваши слова.

— Не думаю, что ты передашь Сьюзан какие-либо мои слова, — сказал он тихо. — Ведь правда, Пенни?

— Может быть, да, может быть, нет.

— Я чувствую, что ты опасный союзник, — пробормотал он, дотрагиваясь до ее бедра еще раз. — Но мне это нравится.

Пенни не шелохнулась. Ей не нравилось, в какую плоскость переходит разговор. Она была рада, когда их беседу прервал легкий стук в дверь. В дверях показался дворецкий.

— У телефона мистер Шихэн, — сообщил он.

Грум вскочил на ноги.

— Я возьму трубку здесь. — Кивком головы он выгнал и Пенни, и дворецкого.

Позже этой ночью, когда они вернулись в «Плазу», Пенни долго лежала в горячей ванне. Она оставила дверь открытой и говорила со Сьюзан о вечере у Джастина Грума. Сьюзан была уже в постели. Пенни решила, что ванная комната — самое лучшее место в отеле. В ней было много серого мрамора и толстых белых полотенец. Рядом с огромной мраморной раковиной с золочеными кранами стояли пузырьки с приятно пахнувшими жидкостями. Одни из них предназначались для волос, другие для тела, а с помощью третьих можно было сделать столько мыльной пены, сколько Пенни и представить себе не могла.

Ванна была длинной и глубокой, вода покрывала ее полностью — не то, что дома в мелкой и усеянной пятнами лохани. Пенни, наслаждаясь, полулежала в пене, смывая с себя отвращение самой собой. Она вспомнила, как села рядом с Грумом, когда он сказал ей сделать это. Нужно было тогда же уйти.

Выпрыгнув из ванны, Пенни изо всех сил принялась тереть себя полотенцем, большим, как одеяло. Она нещадно растирала себя, наблюдая в высоком зеркале на двери ванной комнаты, как ее тело светится розовым светом. Потом, начав с рук, втерла в кожу ароматный лосьон для тела. Наконец, чувствуя себя посвежевшей и опять чистой, Пенни вернулась в роскошную спальню. Там стояли две двойные кровати с большими, ослепительно белыми подушками и шелковыми покрывалами. Перед низким столиком располагался диван, с которого она могла смотреть в окно на продолжавший шуметь город. Он был полон огней и движения. Пенни взяла щетку, чтобы расчесаться.