Кэтрин Коултер - Импульс

Слава Богу, что она не стала спать с ним. Наверное, он с утра пораньше начал бы пилить ее, обвиняя в том, что Рафаэлла скомпрометировала его. Подобная мысль заставила Рафаэллу улыбнуться. Ей вспомнилась записка, прикрепленная к стене женского туалета в редакции «Трибюн»:

«СТАНЬ ДЕВСТВЕННИЦЕЙ МЕСЯЦА. ОСТАВАЙСЯ ЗДОРОВОЙ».

Все еще продолжая улыбаться, Рафаэлла произнесла:

— Ты прав, Джин. Завтра и правда рано вставать. Она поднялась и направилась к шкафу в прихожей, надеясь, что он последует за ней. Джин так и сделал. Рафаэлла подала ему отороченный мехом плащ и отступила на шаг назад. Какое-то мгновение Джин смотрел на нее, затем пожелал спокойной ночи и вышел.

Даже не поцеловал на сон грядущий. Похоже, их отношения с Джином Мэллори зашли в тупик. Что же, не такая большая потеря для них обоих, особенно когда все случается так молниеносно.

Рафаэлла методично заперла все замки на двери; задвинула глубокий засов и натянула две дверные цепочки. Может, это и лишнее в Брэммертоне, штат Массачусетс, но не стоит забывать, что Рафаэлла — незамужняя женщина и живет одна. Она прошла в гостиную, обставленную разношерстной мебелью — «Ар нуво с барахолки», как любовно называла ее обстановку мать, — и подошла к большому окну. На улице было тихо; снег толстой пеленой покрыл тротуары, блестя в свете фонарей.

Здесь, в Брэммертоне, тихо было всегда. Небольшой городок в каких-то двадцати милях на юго-запад от Бостона, по соседству с Брейнтри, всегда считался типичной рабочей провинцией. Сейчас рядом с Брэммертоном уже ничего не было: бумажная фабрика еще в конце семидесятых переехала на другое место. Исчезли даже пьяные на улицах, распевавшие во все горло субботними вечерами. Брэммертон совсем не такой, как Бостон: в городке нет и никогда не было ни одного университета, население составляли в основном пенсионеры и работники социальной сферы.

Рафаэлла погасила свет и легла в постель. Она очень любила эти пятнадцать — двадцать минут, перед тем как заснуть. Размышляла о том, что произошло за день, решала, что предстоит сделать на следующий день, и частенько утром само собой являлось правильное решение какой-нибудь возникшей проблемы.

На этот раз Рафаэлла не стала тратить время на Джина Мэллори.

Все ее мысли были сосредоточены на Фредди Пито и на том, о чем он умолчал сегодня утром, разговаривая с ней. Возможно, нос Зла снова его не подвел, потому что сейчас внутри у нее все как-то подозрительно сжималось, а это был верный признак того, что дела обстоят не так, как кажется на первый взгляд. Рафаэлла внимательно прочитала полицейский рапорт и отчеты психиатров. Она заставила себя просмотреть протокол медика судебной экспертизы и фотографии троих мертвых членов семьи, сделанные криминалистической лабораторией. И сейчас она думала как раз о них. О той информации, которая в них содержалась, и, что намного важнее, об информации, которой в них не было.

Рафаэлла снова и снова ловила себя на одной и той же мысли: почему Фредди зарубил всю свою семью? Ярость? Хорошо, время от времени со всеми случаются припадки ярости. Работа с Элом Холбином, например, приводит ее в ярость, но ей никогда не приходило в голову броситься на него с топором. Должна быть какая-то серьезная причина. И еще: где скрывается Джо Пито, младший брат Фредди? Ходили слухи, что мальчик стал свидетелем бойни и спасся бегством, чтобы остаться в живых. Он объявится, считает полиция, и достаточно скоро. Бедный малыш. Каково ему сейчас? Мальчика, конечно, пытаются найти, но не слишком стараются.

У них ведь есть психопат-убийца. За решеткой. Так кого станет волновать ребенок?

Рафаэллу. Потому что здесь скрывается что-то еще: не просто безумный Фредди, купивший этот топор и прикончивший своих родных. Почему так искалечены мать и дядя? Конечно же, наполовину обезглавленный отец выглядел не менее ужасно, но он получил только один удар. Нет многочисленных ран, как у тех двоих. Наконец Рафаэлла заснула. Ей снилось что-то довольно приятное, но иногда она видела мальчика — он потерялся, был испуган, и… было что-то еще, что-то смутное, выворачивавшее ей душу наизнанку.

На следующее утро довольно рано Рафаэлла уже была в тюрьме. Сержант Хэггерти, твердолобый пожилой полицейский, проработавший в полиции уже почти тридцать лет, лишь устало улыбнулся ей и сказал, что она может провести здесь хоть весь остаток своих дней, болтая с этим сумасшедшим подонком, — ему, мол, все равно. Конечно, конечно, он об этом никому не расскажет. Рафаэлла знала, что сержанту отнюдь не все равно, но лейтенант Мастерсон держал свое слово — только бы дело ограничилось одним этим визитом.