Валентина Мельникова: Неоконченный романс

— Я еще не была у него. Но Эльвира Андреевна звонила, ей сказали, что операция прошла успешно.

— Ну так что же ты стоишь? Беги к нему!

У дверей хирургического отделения она встретила Эльвиру Андреевну. Счастливо улыбаясь, женщина обняла ее:

— Все, слава богу, позади. Ранение оказалось не слишком тяжелым, и легкое, к счастью, не задето.

Я домой спешу, хочу ему нормальную пижаму принести. Тут все короткие и рваные. А вы идите в палату. Алеша очнулся, и Наталья его бульоном поит.

Лена остановилась перед дверью палаты, не решаясь войти. Дверь распахнулась, и навстречу ей вышла Наталья. Увидев Лену, сжимающую в руках пакет с яблоками, она скривила губы в презрительной ухмылке:

— Можете не волноваться, Елена Максимовна.

У Алексея Михайловича есть все, что нужно. — Приблизившись к ней вплотную, ухватила за лацкан пиджака и злобно прошипела:

— Как такую дрянь только земля носит? Ведь вы с папашей его на потраву бандитам оставили. Шкуру свою спасали?

Лена от потрясения потеряла дар речи, но Наталья, заметив идущую по коридору медсестру, отступила на шаг, продолжая сверлить ее ненавидящим взглядом.

— К нему я тебя не пропущу. Он только что заснул, но ты и потом не посмеешь здесь появиться.

Отваливай к своему Герману, а лучше всего в Москву, и не путайся у нас под ногами. — Она окинула соперницу победным взглядом. — Довожу до вашего сведения, госпожа учительница, Алексей Михайлович десять минут тому назад сделал мне предложение, и мы поженимся на следующий день после его выписки. — Поправив белый халат и шапочку на голове, она скептически оглядела Лену и с плохо скрываемой досадой произнесла:

— Как бы ты перед ним ни выпендривалась, но я все равно моложе! — и скрылась за дверью, а Лена, молча развернувшись, пошла к выходу.

Больше ничто и никто ее в поселке не удерживал.

Алексей открыл своим ключом дверь и вошел в квартиру. Обошел все комнаты. Матери дома не было, да он и не ожидал, что она в эти благодатные августовские дни будет сидеть в душной Москве. Сообщать о своем приезде он не стал, чтобы избежать излишних разговоров и объяснений. Если получится, он съездит к ней на дачу на несколько часов.

Алексей подошел к окну. Внизу по проспекту нескончаемым потоком мчались автомобили, станцию метро плотной разноцветной стеной окружили многочисленные киоски. Всего два часа он в столице, а уже голова шла кругом от шума, выхлопных газов и нескончаемой людской суеты и толкотни.

— Пока вода наполняла ванну, Алексей прошел в отцовский кабинет. Снял с книжных полок несколько толстых фолиантов, сложил их в стопку на столе, чтобы взять потом с собой в Привольный. На отцовском столе, сделанном еще в прошлом веке, на редкость добротном и удобном, лежал наполовину исписанный лист бумаги, какая-то фотография и ручка. Он подошел ближе. Мать начала, по-видимому, письмо к одной из своих сестер, но какие-то более важные дела отвлекли ее, и письмо так и осталось незаконченным. Его внимание привлекла фотография, лежащая лицевой стороной вниз, даже не сама фотография, а надпись на ней: «Это я в Привольном с моей несостоявшейся невесткой».

Озадаченно хмыкнув, Алексей перевернул снимок.

С него смотрели улыбающиеся лица Лены и Эльвиры Андреевны, запечатленные во время одной из прогулок по роще. Фотография была сделана еще до их похода на прииск, об этом говорило то, что у Рогдая, пристроившегося в ногах у женщин, еще были целы оба уха.

Медленно положив снимок на прежнее место, он опустился в широкое кожаное кресло. Придвинул к себе перекидной календарь, рассеянно перелистал его.

Он весь был в разноцветных пометках, сделанных рукой матери, испещрен номерами телефонов ее подруг. приятельниц и просто знакомых. На одном из листков он на мгновение остановился взглядом, машинально перелистнул его и тут же вернулся обратно. Через весь лист красным фломастером была сделана запись:

«Лена, 15 августа…» Ниже был записан адрес и два номера телефона, подчеркнутые жирной линией.

Алексей на всякий случай заглянул в свою записную книжку. Действительно, один из номеров соответствовал домашнему телефону Гангутов. Он знал его наизусть, тайком списав с Лениной записки, адресованной Эльвире Андреевне перед отъездом. Сделать это открыто он не решился, мать и так замучила расспросами, на которые он не знал ответа.

Первый его вопрос, когда он очнулся от наркоза, был о Лене, пришла ли она. Мать пообещала, что девушка придет с минуты на минуту. Но она так и не появилась ни в этот день, ни в последующие. Мать недоуменно пожимала плечами и поясняла, что ничего не знает. Лена с отцом живут пока у Мухиных, дома не бывают, ей в связи с последними событиями неудобно беспокоить их. Алексей попытался разузнать у Наташи, но девчонка с невинным видом пояснила ему, что Лену чуть ли не каждый день видят в компании Германа, и все в поселке говорят, что дело идет к свадьбе. О случившемся в доме Лены, о смерти Македонца ему во всех подробностях поведал Остапенко. Он же сказал, что Германа освободили от расследования, так как в этом деле замешаны его ближайшие родственники. Серьезные проблемы были у Веры, застрелившей мужа. Против нее было возбуждено уголовное дело, и она почти не выходила из дому.