Кристина Золендз: Грехопадение

Он медленно поднял левую руку к моему лицу, обнажая длинное острое лезвие ножа. Я услышала, как застонала от паники. Звук заставил его губы сложиться в улыбку.

— Давай, убей меня, — прошептала я.

Он убрал нож от моих глаз и медленно провел им от торса до талии. Я так онемела от льда и снега, что не могла даже почувствовать, порезал ли он меня.

— Я правда не хотел убивать тебя, Сэла, я хотел любить тебя. Хотел, чтобы ты была моей, и вознести тебя над небесами. Подумай об этом, потому что я не остановлюсь, пока ты не станешь моей. Пока всё не будет моим.

Он обрушил губы на мои, вонзая нож в мою кожу.

Я пыталась говорить, я пыталась кричать, но его рот подавлял любой звук, который я могла бы выдавить.

Он вдавил нож в мой бок, будто я была куском теплого масла, и отстранился, чтобы оценить свою работу.

Спокойствие накрыло мое тело, я плыла от боли, глядя в его глаза.

— Никогда. Никогда я не буду ничьей, кроме как его, — прошептала я.

Мир расплылся, и все потемнело. Тяжесть тела Блейка ушла, и тогда я слышала лишь голоса ангелов и тепло чьих-то рук.

Я слышала, как кто-то кричал, вызывая 911. Фоновый шум криков и проклятий растворился в дующих ветрах. Но громче всего остального, я слышала голос у своего уха, теплый и чистый.

— Не бойся... небеса захватывают дух.

Я попыталась сложить губы в улыбку, но больше не чувствовала тело. Я никогда не увижу небес, но, по крайней мере, почувствовала их однажды с поцелуем.

После того, как все почернело, я вдруг стояла в старом кафе, оформленном в викторианском стиле. Бледно-зеленые стены были украшены антикварными гравюрами в рамках. Густой запах кофе и корицы витал в воздухе.

Габриэль сидел за столом в центре пустой комнаты. Он обхватил большую чашку изящными руками. Голова была наклонена. Его глаза были закрыты, когда он легко подул на темную поверхность жидкости цвета карамели.

Я осторожно подошла к темному деревянному столу и села на пустой стул рядом с ним.

Его широкие плечи едва поднялись, когда он вдохнул запах и медленно глотнул через сжатые губы.

Из ниоткуда передо мной появилась большая чашка, покрытая белыми пенистыми взбитыми сливками. Я обхватила ее руками и вздрогнула от тепла. Даже если я больше не в снегу, я до сих пор помню лед, сковывающий тело.

Я поднесла тяжелую кружку к губам и попробовала сладкую сливочную массу. Напротив меня Габриэль открыл глаза. Мы смотрели друг на друга через пар, поднимающийся от наших чашек, не говоря ни слова.

Из темной тишины низко гудели слишком хорошо знакомые аппараты жизнеобеспечения. Слабые звуки окружили нас и создали болезненную атмосферу в контрасте с прекрасной, мягкой обстановкой в викторианском стиле.

Я посмотрела вниз и обнаружила, что мои кулаки были плотно сжаты на чашке с кофе. В этот раз все отличалось. Все отличалось от предыдущих моих смертей.

— Ты собираешься сказать мне, что происходит, или до сих пор играешь в жестокие игры с моей душой?

Лицо Габриэля, как и всегда, ничего не выражало. Его черты были самыми ангельскими, которые я когда-либо видела, кожа цвета чистой слоновой кости, а глаза — отражением самих небес. Его образ распространял невидимое напряжение, заставляющее меня тосковать по прикосновениям к нему. Я сжала чашку крепче и сосредоточилась на темном дереве стола. Темные узоры древесины извивались и корчились в экзотическом узоре.

Его веки опустились, и он кивнул головой в сторону.

Я проследила взглядом, куда он указывал. Там, сквозь теперь прозрачный пол, было изображение застывшей больничной палаты. Грейс лежала на койке, подсоединенная к машинам и трубкам. Прямо как раньше.

Я почувствовала, как мои плечи опустились, когда я увидела Шейна и Леа, сидящих в палате Грейс. Они жарко о чем-то спорили. Как всегда, Шейн проводил руками по волосам. Даже находясь вне тела Грейс, я чувствовала, как тепло с покалываниями приливает к мои щекам, когда я увидела его. Он был прекрасным, идеальным. Я пыталась сглотнуть, но чувства встали комком в горле, и слезы потекли из моих глаз.

— Я ненавижу тебя, Габриэль. Я ненавижу всех вас, — прошептала я сквозь слезы. Я не могла больше сдерживаться. — Люди намного добрее, чем ангелы. У вас лишь пустота внутри. — Я отбросила стул и подошла к прозрачному полу, садясь и свешивая ноги с края. Я больше не могла следовать чужим правилам.

Я могла слышать его прекрасный хриплый голос. Он разносился эхом сквозь туманное отверстие и растворял в том, что осталось от меня.