Иосиф Гольман - И весь ее джаз…

— Часто слушаете?

— В первый раз, если честно.

Береславский расхохотался.

— Тогда сам бог велел. — И он жестом пригласил Джаму внутрь.

Джама вошел в небольшое, ярко освещенное помещение. Значительную часть его занимали картины. Странные, не всегда яркие, но мгновенно примагнитившие взор впервые столкнувшегося с подобным искусством мента.

Вон — девушка. Вроде бы портрет, но каждый может увидеть в ней свою. А за ней — мужчина, бережно придерживает ее за хрупкие плечи. Вроде бы портрет, но художник не изобразил лица мужчины. И вновь каждый может мысленно представить свое.

Картина называлась — «Спаситель», Джама уже позже зашел за мольберт и прочитал название на оборотной стороне холста.

А напротив, на стене, висела другая работа, гораздо большего размера.

В теплых коричневых тонах.

Женщина, беременная — опять беременная, мысленно отметил Джама. С черными длинными волосами. И несколько яблок перед ней. Название было написано на выставочном ярлыке под картиной — «Торжество яблок».

А потом ребята заиграли что-то негритянское народное, и Джаме стало не до картин. Хотя, когда гораздо позже он вернулся в номер, они потихоньку почти все проявились в сознании.

Но сейчас ему стало не до картин.

Потому что солистка взяла микрофон и неожиданно низким грудным голосом запела про Моисея, который вел свой народ прочь из рабства. Джазовый стандарт не оставлял равнодушными и тех, кто слышал его по сотому разу. По первому же он произвел на Джаму неотразимое впечатление.

Хотя сам себе он вполне отдавал отчет, что не только в музыке было дело. Певица, лет двадцати пяти — тридцати, высокая шатенка, не была ни суперкрасавицей, ни суперстройной.

Но она, несомненно, была Женщиной. По крайней мере — в глазах очарованного мента. На миг в его сознании мелькнул образ Лейлы. Мелькнул — и исчез. Силой воли он два года пытался забыть ее. А тут — выветрился чуть не мгновенно, самостоятельно и безболезненно.

Джама стоял прямо напротив певицы, и единственно, чего боялся — что стоит сейчас, как идиот, с раскрытым ртом. Даже рукой проверил. Нет, рот закрыт.

Зато все остальное было как после взрыва: мысли, сознание, эмоции.

Наверное, это и называется — любовь с первого взгляда.

Когда сумел включить мозг, ничего хорошего в нем не родилось. Мент, нелегально охотящийся на убийцу. И московская певица с не только московской будущей славой.

Черт, уж лучше было не заходить в эту чертову галерею!

После выступления, когда музыканты уже собирали инструменты, а благодарные гости начали понемногу расходиться, к временно онемевшему Джаме подошел Береславский.

— Ну как? Понравилось?

— Очень, — выдохнул Джама.

— А вы в нашей гостинице остановились?

— Да. В «Гамме».

— Откуда приехали?

— Из Астрахани, — ни с того ни с сего сказал правду капитан. Хотя в его положении не следовало говорить много правды.

— И чем там занимаетесь? — спросил Береславский.

— Милиционер, — сглотнул слюну Джама. — Ловлю убийц.

Глазки Береславского радостно заблестели. Он обожал такие совпадения: занялся корабликом из Астрахани, да еще с подпольной икрой из Астрахани. И вот вам пожалуйста — молодой человек из Астрахани. И не просто молодой человек, а мент из убойного отдела.

Нет, такие совпадения никогда не бывают случайными, за свою долгую жизнь Ефим Аркадьевич не раз в этом убеждался.

— А кто эта певица? — теперь уже совсем тихим, севшим от волнения голосом спросил Джама.

— Моя бывшая студентка, Маша Ежкова, — с гордостью сообщил Береславский. — Очень умна и талантлива. Поет — для души, а чтоб кушать — торгует шубами. Впрочем, мы сейчас с ней замутили бизнес, купили кораблик. Из ваших краев.

— Какой же? — сипло спросил Джама.

— «Москвич» прогулочный. Проект 544, — с удовольствием демонстрируя глубокие профессиональные знания, сообщил Ефим Аркадьевич.

Теперь Джаме настала очередь онеметь.

Он тоже, как и любой настоящий опер, знал цену случайностям и совпадениям.

Ну что ж.

Капитан Курмангалеев уже сделал как минимум два вывода.

Во-первых, игра состоится.

А во-вторых, она точно не будет скучной.

Третий вывод — насчет певицы с сумасшедшими голубыми глазами, он и их успел разглядеть — Джама решил оставить на утро. Может, наваждения по утрам перестанут действовать.

Впрочем, он сам в это последнее предположение не верил.