Ольга Черных: Придумай что-нибудь сама

« Агнесса тяжелом состоянии срочно приезжайте Нюра » – прочитала она вслух.

Мы переглянулись. Агнесса, вернее, Агнесса Павловна, приходилась нам тетей и была старшей сестрой нашей мамы. Жила она в небольшом городке, недалеко от областного центра, где работала главным врачом в детском санатории. Там прошла вся ее жизнь. После выхода на пенсию тетя Агнесса уступила свое кресло молодому врачу, а сама осталась просто лечить детей. В этом была вся ее жизнь.

Тетя была, довольно своеобразной личностью: слишком строга и справедлива, с властным и суровым характером. Она не верила «ни в бога», «ни в черта», никогда не посещала церковь и не молилась. В общем, была совершенно далека от сантиментов и фантазий, чем являлась полной противоположностью нашей мамы. Долгая жизнь ее нисколько не изменила, и такой она осталась навсегда.

Однажды бабушка вскользь проговорилась о ее единственной любви, оборвавшейся внезапно и, в дальнейшем, не имеющей продолжения. Что произошло на самом деле, мы не знали, а у бабушки тогда спросить не догадались.

Детей тетя Агнесса не имела, потому что никогда не была замужем. Уже в зрелом возрасте она усыновила мальчика. При воспоминании о нем я тяжело вздохнула.

– Ну, что, надо ехать, – сказала Сима, до сих пор самым внимательным образом изучая телеграмму. Похоже, она успела прочитать ее несколько раз. – Как бы там ни было, но тетка у нас одна. Твоя импортная тачка уже на своих колесах или еще в ремонте?

– В ремонте. Думаю, еще пару недель простоит, – ответила я без энтузиазма. – Все-таки, она с честью выдержала столь длительный перегон, и вполне заслужила законное право на полную реабилитацию.

– Тогда поедем на моей. Давай завтра с утра пораньше и отправимся. Ты знаешь что, Сонечка, иди, отдыхай, а я еще посижу. Боюсь, что скоро не усну. Угораздило же ее принести эту телеграмму к ночи, – лицо Симы было грустным.

Тетку мы любили, правда, каждая по-своему. Она была очень похожа на маму, но это было всего лишь внешнее сходство.

– Может, таблетку успокоительного или снотворного? – спросила я заботливо. – У меня этого добра – полная сумка.

– Нет, спасибо. Не хочу травиться. Печень, она на целую жизнь одна дается. Обойдусь. Ты не замечала, что ночью особенно хорошо думается? Самое время поразмыслить в полной тишине, вспомнить прошлое и задуматься над настоящим. Что ни говори, но и в бессоннице есть своя прелесть, нужно только ее вовремя рассмотреть и направить в нужную сторону, а не насиловать организм медицинскими препаратами и бессмысленными командами: закрыть глаза и забыться сном. Слово-то какое «забыться». За меня не волнуйся. Если не высплюсь, большой беды в этом не будет, подменишь за рулем. Иди, Соня, поспи, – она поднялась, поцеловала меня в лоб так, как это делала мама, и подтолкнула к двери.

Я вздохнула и молча пошла в спальню. То, что и меня ожидала бессонная ночь, не вызывало сомнений. На низенькой тумбочке у кровати лежал дневник, и, как только я закрыла дверь, рука сама потянулась к нему. Все, что было там написано, я хорошо помнила от первой и до последней строчки.

Через несколько минут я уже сидела на кровати, удобно устроившись в подушках. Куклу посадила рядом. Набрав в грудь воздуха, наугад открыла тетрадь. Торопливый нервный почерк. Он совсем не похож на тот, что так нравился нашей учительнице. Машинально перелистывала страницы не в силах справиться с улыбкой, которую правильнее было бы назвать – гримасой боли. Она застыла на лице и это же состояние я испытывала в душе.

Отложить дневник уже не представлялось возможным. Он притягивал, как магнит. Строчки сами прыгали перед глазами, выхватывая отдельные слова.

Я открыла первую страницу.

«Когда-то я была маленькой и совсем глупенькой. Зачем-то, очень торопилась вырасти. Это было мое самое большое желание. Оно исполнилось очень быстро. Что из этого получилось? Для меня ничего хорошего.

Познав все прелести «взрослой» жизни, я вернулась домой. Нет, не просто приехала в гости, а вернулась навсегда, подобно тому, как возвращается в свою нору раненое животное.

В доме полно родственников, ведь сегодня праздник, но я закрылась в комнате и никого не хочу видеть. В душе холодно и пусто. Я на грани срыва от того, что не могу никому рассказать свою трагическую историю. Не хочу ни с кем делиться болью. Странное, разрывающее душу чувство.

Решение пришло само по себе, словно кто-то тихо и ненавязчиво шепнул на ухо. Это спасение. Мой слушатель должен все принять беспристрастно, без соболезнований и слов сочувствия, не проявляя никакой жалости к самым потаенным уголкам моей плачущей души.