Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

«Значит, Филипп все-таки решился. Что ж, пусть пеняет на себя. A la guerre comme à la guerre». – В голове у Ольги как-то сразу прояснилось, мозг заработал по принципу приоритетности, последовательно, четко, забылись и замоченные в ванной занавески, и пылесос, и автосервис, и даже поездка на дачу.

И уже через полчаса Ольга, приведя себя в порядок, вышла из дому, через час встретилась в кафе с Виктором Семеновичем, а через два… ровно через два часа ехала в машине «Скорой помощи» и сквозь гул сирены тщетно пыталась разобрать слова лежавшего рядом на носилках Филиппа. Он говорил очень тихо, едва шевеля губами, из носа у него торчали какие-то трубки, а в горле, перехваченном фиксирующим воротником, что-то клокотало и булькало.

Было видно, что ему больно говорить, Ольга его останавливала, но он все равно не замолкал. Лепетал бессвязно, непонятно:

– Je voudrais seulment… c’est pas moi, c’est eux, Oluchka… pardone-moi, ils m’ ont forcé [49].

– Philippe, je suis avec toi, je suis ici, ne t’ inquiéte pas, tout sera bien [50], – Ольга повторяла одно и то же как заведенная, глядя на его перепачканное кровью лицо. А Филипп говорил все тише и тише, пока совсем не замолчал.

Толстая врачиха закричала на Ольгу, отпихивая ее в сторону.

– Не мешайте работать, женщина! Вы что, ничего не понимаете?!

И уже обращаясь к своим коллегам, сидевшим тут же, скомандовала жестко и буднично:

– Быстро дефибриллятор! Таня, пять кубиков адреналина!

Когда они подъехали к больнице, Филипп умер. Реанимобиль проследовал прямо к моргу.

– Мы ничем не могли помочь – травмы, несовместимые с жизнью… Подождите пока здесь, – на ходу сказала ей врачиха.

Дверь за ней закрылась. А Ольга осталась ждать на улице. Она никак не могла сообразить, что же ей делать, поэтому бессмысленно топталась у входа в морг и курила, по щекам ее, не переставая, текли слезы.

«Надо собраться, надо кому-то позвонить, только вот кому…» – повторяла она, и тут ее точно пронзило… Эта фраза, прочитанная вчера в часослове: «Господь милостью своей даровал быструю смерть графу Помар де Рабюсси». И перед глазами явственно предстала страшная картина аварии…

Вот он, тот проклятый перекресток… Вот Филипп, он выходит из такси и, заметив Ольгу, машет рукой. Вот он идет ей навстречу. Она его видит и, внутренне приготовившись, ждет, уже зная, что ему скажет. Он на середине пешеходного перехода, их разделяют какие-то пять-семь метров, еще секунда-другая, и он войдет в открытое кафе и сядет за столик к ним с Виктором Семеновичем.

Но дальше произошло ужасное… Господи! Какое-то мгновение, вспышка, электрический разряд… Перед глазами промелькнула тень, Ольга даже не сразу сообразила, что случилось. Как, откуда выскочила эта летящая на сумасшедшей скорости машина. Будто из-под земли вынырнула. Ни цвет, ни марку, ни уж тем более номер автомобиля Ольга не запомнила, не слышала она и характерного визга тормозов. Лишь смутная тень стремительно пронеслась мимо нее, увлекая за собой стоявшего на переходе Филиппа. Звук глухого удара резанул по ушам. Как невесомая тряпичная кукла, Филипп взмахнул в воздухе руками, пролетел несколько метров и, натолкнувшись на фонарный столб, сполз на землю…

Не слыша собственного крика, Ольга выскочила из-за столика и рванулась к нему. Следом за ней бросились официантка из кафе, адвокат и еще кто-то из посетителей.

Филипп лежал ничком, раскинув руки, в какой-то неестественной позе. Его правая нога, без ботинка, с вывернутой в обратную сторону ступней, мелко дрожала. А под ним красная, липкая, дымящаяся лужа крови, смешиваясь с дорожной пылью, быстро увеличивалась. Непонятно зачем Ольга подобрала ботинок, который валялся рядом на дороге, машинально отметив про себя, что он абсолютно новый, неношеный. Она склонилась над Филиппом и тронула его за руку. Вокруг собралась толпа. За спиной у Ольги переговаривались испуганные голоса.

– Надо вызвать полицию!

– Не полицию, а «Скорую». Он еще жив!

– Не жилец – ботинки слетели.

– Подумать только, а водитель ведь даже не остановился!

– Надо же.

– Номер я не запомнила, но это точно была серая «девятка».

– Мужчина, не серая, а бежевая.

– Ах! Ох! Среди бела дня…

– Надо наложить жгут!

– Боже! Какой ужас!

Ольга хотела перевернуть Филиппа лицом вверх.

– Нельзя переворачивать! – остановил ее кто-то.

– Женщина, вы что, его знакомая?

– Боже мой! Филипп! Филипп, ты меня слышишь? – Ольга аккуратно приподняла его окровавленную руку, стараясь нащупать пульс. Рука была горячей.