Мария Очаковская - Книга предсказанных судеб

– О! Пресвятая Богородица! – воскликнула я. – Какие мерзости способен творить человек!

– Это так, госпожа. Но все же для нас важно другое. Кантарелла, и название его служит тому подтверждением, – это яд, изготовленный в итальянских землях, где-то в Умбрии, возможно, в Тоскане или Генуе. Не оттуда ли прибыл и тот, кто привез его в замок, а затем подсыпал в кувшин с пассетом?

– Ах! Боже мой! – в страхе вскричала я, ибо вчера, слагая мадригалы в мою честь, господин Вийон обмолвился, как еще совсем недавно стоял на мосту Rialto в Венеции и пел гимн всем влюбленным.

И я не медля рассказала брату Микеле о сапогах, что были на поэте.

– Не обмолвился ли господин поэт, кто сделал ему такой подарок? – спросил монах.

Я покачала головой. Разговор наш продлился еще довольно времени, мы строили предположения, терялись в догадках. По какой причине или по чьему наущению странствующий поэт замыслил убийство моего мужа? В конце концов мы условились не сообщать о наших подозрениях никому, пока дело не прояснится, учитывая, что поэт Вийон – гость его светлости.

– Что ж, будем наблюдать и слушать, – согласилась я, признав правоту брата Микеле.

А он благоразумно сменил тему беседы:

– Нынче нарочный привез письмо из Брюгге. Мне надобно поторопиться и закончить работу к приезду иллюминаторов. Труд этих братьев-художников ценится весьма высоко, будет неразумно заставлять их ждать. Сорок пергаментов в часослове, как мы и условились, оставлены девственно чистыми и ждут, когда их покроют чудесные рисунки и узоры. Хорошо бы напомнить его светлости об этом – что он желал бы выбрать в качестве сюжетов?

– Сколько мне помнится, из тех сорока десять пергаментов граф предполагал оставить для жизнеописания следующего хозяина Помара, – с улыбкой ответила я. – Пока Роллан мал и удостоился всего одной записи, в которой вы так чудесно описали его крестины. Ваш слог выше всяких похвал.

– В таком случае мне следует торопиться, – сказал брат Микеле, – и я покорно прошу вернуть мне часослов, чтобы продолжить работу.

– Помилуйте, разве он не у вас? – удивилась я, так как твердо помнила, что после чтения книги распорядилась тотчас отнести ее обратно в библиотеку.

– Сожалею, мадам, но уже два дня я его не видел, – заверил меня монах.

И мы оба, немало озадаченные, принялись искать часослов, сначала в библиотеке, затем, призвав слуг, устроили дотошные поиски в моих покоях, после чего переместились в комнаты к детям, а заодно опросили всех, кто только мог его видеть.

Но, увы, драгоценной книги нигде не было – она загадочным образом исчезла…

Москва. Наши дни

…Перед ним на столе лежала книга, вернее, даже in folio, потому как ни под один стандартный книжный размер она не подходила, примерно сантиметров пятьдесят в длину и тридцать в ширину.

Прошла секунда, две, три, а Поленов все молчал, не в силах ничего сказать, в немом благоговении склонившись над драгоценным манускриптом. Ольга тоже молчала. Из включенного на кухне радио донесся знакомый мотив песни:

– …три желанья, у меня есть три желанья, нету рыбки золотой!

– У Пугачевой, может быть, ее и нет… Но у тебя, Колесникова, золотая рыбка определенно имеется, – сдавленным голосом выдавил из себя Алик. – По-другому объяснить появление этого… предмета я лично не могу.

Он протянул руку, но тотчас ее отдернул, так и не решившись дотронуться до переплета книги. И какого переплета! Цельнокожаного, благородного цвета горького шоколада, с узорным тиснением. По центру передней крышки красовался замысловатый герб, изготовленный из золотой пластины, инкрустированной мелкими кабошонами бирюзы и жемчугом. Края крышки были снабжены ажурными медными зажимами и застежкой с замочком, так же дополненным перламутровой инкрустацией. На тоновом обрезе страниц и на тисненном золотом корешке, немного пострадавшем от жука-короеда, гербовый узор повторялся.

– У тебя перчатки есть? – тихо спросил Алик.

– Зачем? – удивилась Ольга.

– Затем, что так полагается!

– Какие изволите – замшевые или одноразовые медицинские?

– Тащи медицинские!

Сев на стул, Поленов натянул перчатки и, буквально задержав дыхание, раскрыл книгу. Ольга пристроилась рядом с ним.

– Господи! Да неужели такое возможно!!! Умоляю, Колесникова, откуда это у тебя?

– Я разве не сказала? Это мне Шарль на днях передал – наследство внука от бабушки.

– Вот это ба-а-бушка! – почтительно протянул Алик, как он и предполагал, книга оказалась рукописной.