Энн Стюарт - Холодный как лед

Разбудить женщину куда легче, чем ее вырубить, и Питер применил тот же трюк, только нажал на другую точку, и секунду спустя она открыла заплаканные глаза и вытаращилась на него.

Нет, Женевьева не завопила, даже не заговорила, и это молчание раздражало больше, чем любой протест, пока она молча смотрела на Питера в темной комнате, так близко смотрела. И наконец промолвила:

– Ничего особенного?

– Совсем ничего, – откликнулся Питер и поцеловал ее. Он всегда знал, что этим кончится. Она перевернулась на спину, увлекая его за собой, и поцеловала в ответ, обхватив руками за шею. Щедро, нежно, крепко прижимаясь губами, и Питер понял, что обречен.

Да и неважно. Она не вымолвила ни слова, когда он раздевал ее: он все время занимал ее рот и даже когда прерывал поцелуи, оба молчали. Все происходило в темноте, словно в каком–то сне, словно и не они вовсе это делают, но если заговорят – все вдруг станет реальным, а цена, которую им придется заплатить, – чудовищной.

Женевьева не сопротивлялась, когда Питер стянул с нее последнюю тряпочку: простые белые трусики, насчет которых он по глупости решил, что ничего нет в них возбуждающего. Стащил вниз по бесконечным ногам. Он помнил все, что узнал о ней, включая историю сексуальных отношений и вещи, которые она не любит. И знал, что сейчас Дженни как раз собирается заняться одной из таких вещей, и ему это было по душе. Она собиралась быть сверху, собиралась брать его в рот, собиралась сказать, что любит. И Питер не представлял, что из этого будет стоить ей больше.

Ее прохладная кожа, на ощупь словно шелк, к его жаркой плоти. Он целовал жилку на шее, языком ощущая ее пульс. И знал, что его пульс мчится как табун лошадей. И плевать. Полная тугая грудь, под пальцами твердые соски. И Женевьева выгибает спину, когда Питер касается их. А когда трогает губами и глубоко втягивает в рот, и сосет, стон жажды из глубины ее горла переходит в крик.

И ясно, что так можно довести ее до высшей точки. Можно довести до вершины любым способом, каким Питер только пожелает: Дженни дрожит от жажды и готова пасть. Однако чем дольше он ждет, тем мощнее грядет для нее этот взрыв, и потому Питер неохотно отнимает рот, нежно дуя на влажный пик груди.

Женевьева ахает, и когда Питер пытается отодвинуться, она охватывает его лицо ладонями и притягивает обратно к груди, настойчиво и молча, слегка вздрагивая, когда он снова принимается ласкать губами ее грудь. Руки Дженни скользят по его плечам, глубоко впиваясь пальцами.

Он мог бы несколько часов оставаться так, исследуя языком вкус и форму ее сосков. И в краткий миг затмения Питер подумал, не ограничиться ли ему лишь этим? Довести Дженни до оргазма, не проникая, не касаясь. Только рот на груди и все. Отстраниться, доказать себе, что в силах, что она – не так уж и важна, что он – несокрушим. И снова бы уберегся, остался в том нетронутом виде, что главнее всего. Уберегся бы не от ножей и пистолетов, не от изменчивости жестокой жизни. А от удушающих щупальцев, что обвили его и не отпускают, женских пут, пуповины, связавшей его с этой женщиной и не дающей вырваться.

Он смог бы. И тут же Дженни поймет, что он сделал, что именно ей доказал. И молча отступится. Быстро и несложно было бы оставить ее в Канаде и никогда боле не вспоминать друг о друге.

Однако не ради этого Питер прошагал полмира. И он это понимал. Он пришел за ней в полном смысле слова и собирался ее взять. В полном смысле слова.

Прикусил грудь снизу – чуть–чуть, просто чтобы дернулся нежный сосок – и сам же успокоил укушенную метку языком. В роскошном, пышном теле этой женщины Питер мог бы затеряться. И он зарывался лицом в ее кожу, теряясь в ее вкусе и запахе.

Нужно придержать коней. Она дрожала, готовая взорваться, а он не готов взять ее. Дженни чертовски мало знает о сексе и наслаждении: Питер удивлялся, как она умудрилась дожить до таких лет, и никто не прибрал ее к рукам и не научил всему. И только эгоистично радовался, что попадались ей сплошные глупцы, и он первый испытал, как она от всей души откликается, первый показывает ей, как безудержна может быть любовь.

Каким может быть секс. На секунду Питер оторвался от Женевьевы и откинулся на спину, чтобы перевести дух, не беспокоясь, что она опомнится, вышвырнет его из своей постели, кинется прочь. Она уже зашла слишком далеко, чтобы повернуть обратно – он прямо–таки чувствовал, как от вожделения гудит ее тело.

И потом услышал. Тихие озабоченные слова, произнесенные заспанным возбужденным голосом.