Энн Стюарт - Холодный как лед

– Нищим выбирать не приходится, – небрежно бросила она.

– Не тратьте на меня время, мисс Спенсер. Я эксперт во всех видах оружия, включая секс. У меня нет чувств – трахать я могу столь же эффективно, как и убивать, для меня это ничего не значит.

– Вот уж никогда не думала, что секс приравнивают к оружию.

– Либо вы лжете, либо неисправимо наивны. А вы не произвели на меня впечатления безнадежного романтика.

Один–ноль в ее пользу, подумала Женевьева. Значит, он ее вовсе не так уж хорошо знает. Вообще–то, она была отчаянно, до невозможности романтичной.

Она откинулась на кресле, вытянув перед собой длинные босые ноги.

– Итак, давайте подведем итог, – в своей лучшей адвокатской манере произнесла она. По правде сказать, в суде она провела мало времени, и никогда не доводилось доходить до суммирования доводов в заключительной речи, хотя мисс Спенсер могла бы на ходу сформулировать их не хуже других. – Дом покинуть я не могу, поскольку окна и двери под током, но могу пользоваться бассейном… Что помешает мне сбежать, коли я уже окажусь снаружи дома?

– Вокруг бассейна забор тоже под током высокого напряжения, который вас убьет.

Она сглотнула.

– Хорошо. Допустим, я умудрилась перебраться через него, тогда мне придется иметь дело с вашими садистами–дружками. Я проскочу мимо них, а тут море, которое кишит акулами. В существование которых, кстати, я не верю.

– Мне совсем не по нутру наблюдать, как вы пойдете на корм рыбам, – снисходительно заметил он. – В детстве матушка водила меня посмотреть «Челюсти», и, должен заметить, с виду не очень приятный способ умереть.

– А что, есть приятные способы умереть? Не отвечайте – вы, наверно, очень хорошо их все знаете. Как–то не представляю, что у вас была мать. Такой змей, как вы, наверняка вылупился из яйца.

– Кому–то же пришлось отложить эти яйца, мисс Спенсер, – как бы между прочим заметил он. – Но уж поверьте мне, у моей матушки было очень много общего с гадюкой. – Он повернулся, намереваясь оставить комнату.

– Как же так? – произнесла Женевьева. – Вы пришли сюда, перечислили все способы, которыми я могу умереть, и теперь просто уходите?

Он помешкал у двери.

– Я предупредил вас обо всех способах обрести преждевременную смерть. Теперь вы вправе продолжать бороться сколько можете.

– Зачем? Вас что, возбуждает, когда ваша жертва сражается?

Она зашла слишком далеко. Впрочем, она пыталась подстрекать его с того момента, как он вошел через ее запертую дверь. Он двигался столь стремительно, что Женевьева опомниться не успела, как вот он только что был у двери, а в следующую секунду навис над ней, сидевшей в кресле. Руки его оказались на подлокотниках, она очутилась в ловушке, лицо Йенсена приблизилось к ее лицу, ноги его недвусмысленно вторглись между ее ног, разведя их в стороны.

– Вы не захотите знать, что меня возбуждает, мисс Спенсер.

Как может голос быть таким искушающим и одновременно нести в себе смертельную угрозу? Женевьева взглянула в его неимоверно красивое лицо, пытаясь не выказать никакой реакции. Он вправду человек или просто глыба льда под жарким тропическим солнцем?

Но она забыла о его склонности к чтению ее мыслей.

– Или, возможно, вы думаете, что хотите узнать, – тихо произнес он ласковым опасным тоном. И эта ласковость ужасала больше всего, такая же жестокая, холодная и безжалостная, как и все прочее в нем.

– Нет, я…

И тут он поцеловал Женевьеву. Не соблазнительная ласка, после которой он лишил пленницу сознания – этот поцелуй вышел незнакомым, другим, гневным. Его рот поглотил ее губы и сотворил нечто, не имевшее отношение к соблазнению. Поцелуй полный ярости и отчаяния, и она ничего не могла сделать, только позволить целовать ее. Женевьева схватилась за ручки кресла, пальцы намертво вцепились в мягкую обивку с такой силой, что она не могла их оторвать и прикоснуться к нему, хотя определенная сумасшедшая часть ее жаждала это сделать. Она позволяла себя целовать, потрясенная, погрязшая в ощущениях, бурливших где–то внизу живота. Она нашла силы удержаться, чтобы не целовать его в ответ, но не смогла не закрыть глаза и не понимала, почему под веками жгут закипавшие слезы. Она плакала по нему? По себе? Что, черт возьми, с ней не то?

А потом все кончилось. Он отстранился и взглянул сверху вниз на нее, в глазах мерцали иголки синего льда. Он даже не запыхался.

Женевьева же никак не могла обрести дыхание. Сердце выпрыгивало из груди, она моргнула, пытаясь согнать непрошенные горячие слезы, острыми жалами засевшие в глазах из–за этого холодного бездушного поцелуя.