Джулия Джеймс: Кое-что о тебе

Первое, что бросилось в глаза полицейскому – полупустой бокал вина, заказанный в номер и до сих пор стоявший на столе, где был оставлен несколько часов назад. Это наблюдение, разумеется, тут же породило ряд предварительных вопросов об употреблении свидетельницей крепких напитков в течение вчерашнего вечера. После того как детектива, похоже, удалось убедить, что нет, она не злостная алкоголичка, и что да, ее словам можно хоть отчасти верить, тема выпивки наконец-то осталась позади. Камерон заметила, что Слонски представился не офицером, а детективом, и поинтересовалась, означает ли это его принадлежность к убойному отделу. Немаловажный момент, ведь ей очень хотелось знать, что случилось с девицей из номера 1308.

Единственным ответом стал строгий взгляд и краткое:

– Мисс Линд, вопросы здесь задаю я.

Камерон как раз заканчивала свой рассказ, когда еще один детектив в штатском просунул голову в дверь:

– Слонски, давай-ка лучше сюда, – и кивнул в сторону соседней комнаты.

Тот встал и смерил свидетельницу очередным строгим взглядом. Интересно, это он перед зеркалом в ванной так натренировался?

– Буду очень признателен, если вы побудете в номере, пока я не вернусь.

– Разумеется, детектив, – улыбнулась Камерон, раздумывая, не воспользоваться ли своим служебным положением, чтобы добиться хоть какой-то определенности, но решила этого не делать. Пока что. Всю жизнь она была окружена работниками правоохранительных органов и уважала их труд. Однако эта улыбочка должна дать детективу понять, что его штучки на нее не действуют. – Рада помочь, чем только смогу.

Слонски с подозрением зыркнул на собеседницу, вероятно, решая, не прозвучал ли в ее тоне намек на сарказм. Та выдержала острый взгляд на ура.

– Просто оставайтесь в своей комнате, – буркнул полицейский и вышел.

Следующая встреча с детективом состоялась через полчаса, когда тот заглянул в номер и сообщил, что ввиду некоторых «непредвиденных обстоятельств» свидетельнице придется не только пробыть здесь дольше, чем ожидалось, но возле ее двери еще и охранника поставят. Слонски также добавил, что мисс Линд «убедительно просят» не звонить никому ни по мобильному, ни по внутреннему гостиничному телефону, пока «они» не закончат с ней беседовать.

Тут помощница прокурора впервые запереживала, не угодила ли сама в переплет.

– А что, меня рассматривают в качестве подозреваемой?

– Я этого не говорил.

Камерон обратила внимание, что «нет» сказано не было, и пальнула в повернувшегося уходить детектива следующим вопросом:

– Кто такие «они»?

Слонски покосился через плечо:

– Прошу прощения?

– Вы заявили, что я не могу никуда звонить, пока «они» не закончат меня опрашивать, – пояснила Камерон. – Кого вы имеете в виду?

Выражение лица Слонски свидетельствовало, что отвечать он по-прежнему не намерен.

– Мы признательны за ваше желание и дальше помогать следствию, мисс Линд. Это все, что я могу сейчас сказать.

Через пару минут после его ухода Камерон посмотрела в глазок и, само собой, узрела только чей-то затылок – по-видимому, приставленного снаружи охранника. Пленница отошла от двери и вернулась на кровать. Взгляд на часы сообщил, что уже почти семь утра. Она включила телевизор – в конце концов, о запрете на телевидение ни слова не прозвучало – надеясь, что сможет хоть что-то узнать о происшествии из новостей.

Камерон все еще нажимала кнопки на пульте, пытаясь понять, как убрать с экрана эту чертову гостиничную заставку «Добро пожаловать», когда дверь номера в очередной раз распахнулась и в проем просунулась голова детектива:

– Извините, телевизор тоже нельзя.

Дверь закрылась.

– Дурацкие бумажные стены, – пробурчала Камерон себе под нос. Не то чтобы ее кто-то мог слышать. Хотя, с другой стороны…

– А хотя бы книжку читать мне разрешается, детектив Слонски? – вопросила она пустую комнату.

Тишина.

Затем из коридора донесся голос:

– Разумеется.

Да, стены тут и вправду тонкие. В ответе можно было расслышать даже намек на усмешку.

* * * * *

– Это становится просто нелепым. У меня есть права, понимаете? – Камерон уставилась в лицо своему сторожу, решительно настроенная получить кое-какие ответы.

Молоденький полицейский сочувственно кивнул:

– Понимаю, мэм, и прошу извинить, но я выполняю приказ.

Наверное, сказывалось недовольство от сидения взаперти в течение вот уже пяти – да-да, целых пяти! – часов, но Камерон готова была придушить мальчишку, если тот еще хоть раз «мэмнет». Ей же не шестьдесят, а всего-навсего тридцать два. Хотя, пожалуй, она утратила право называться «мисс» примерно в то время, когда начала думать о двадцатидвухлетних полицейских, как о юнцах.