Никита Ветров - Без тормозов

Непреодолимый зов «зеленого змия» сегодня уже успел собрать традиционную тройку из не особенно опрятных мужиков, которые расселись на вросших в землю бревнах под окнами сельпо и принялись громко дискутировать насчет того, нужно ли тратить деньги на закуску, и если нет, то где «срубить» десятку еще на один «пузырь». Их ленивый галдеж долетал до противоположной стороны улицы, где располагалось самое известное у здешних автолюбителей место — ремонтная мастерская Петровича.

Среди окраинных домиков, спрятавшихся за разномастными заборами палисадников, жилище Виталия Петровича Пальцева выделялось существенно. Вместо поросшей жухлой травой обочины к нему вел укатанный до каменной твердости подъезд, непосредственно перед сдвоенными воротами расширявшийся до приличных размеров площадки, посыпанной гравием с темными пятнами пролитого машинного масла и тормозной жидкости. На ней без труда мог развернуться грузовик, не отягощенный прицепом. Видно было, что это пространство отнюдь не пустует, и попытки вездесущих сорняков пробиться сквозь слой щебенки пресекаются не только резиной колес, но и заботливой рукой хозяина, на всю округу славившегося своей аккуратностью и потрясающей работоспособностью.

Именно к нему отовсюду тащили самую безнадежную и раздолбанную технику, на которую и смотреть-то порой было страшно, не то что подходить и трогать руками. Мастер в таких случаях оглядывал жалостливым взглядом явленное ему «чудо», потом укоризненно мерил взглядом того, кто до такой степени его довел, и лишь потом, тяжко вздыхая и цокая языком, соглашался. Почти всегда. Случаи, когда Петрович не брался за починку какой-нибудь легковушки, можно было пересчитать по пальцам. Это происходило, только если ему подсовывали действительно ни к чему не пригодный агрегат, не имеющий никакой перспективы. А все остальное, к чему он прикладывал свои золотые руки, через пару дней, реже — недель, начинало функционировать не хуже швейцарских часов. Да и выглядело соответственно. Плату за свой труд механик от бога брал в зависимости от возможностей заказчика. Даром не работал, но и не обдирал три шкуры. Был у Петровича еще и такой талант — с первого взгляда оценивать, с какой суммой пришедший человек может расстаться безболезненно. Поговаривали, что у мастера на это дело глаз наметан с той поры, когда он облегчал кошельки доверчивых граждан не совсем законными способами, за что чуть позже отсидел предписанный Уголовным кодексом срок. Кстати, коротая годы за решеткой, он и научился так виртуозно обращаться с «железками», открыв в себе способности к ремонтному ремеслу. А выйдя на свободу, решил твердо покончить с прошлым и жить честно. Так про Петровича говорили. Как оно было на самом деле — никто не знал, поскольку сам мастер был человеком склада угрюмого и необщительного. Приятелей и знакомых имел сотни, а вот тех, кого можно было назвать друзьями, не было. Как и семьи. Потому и слагали о нем небылицы всякие по любому поводу.

К примеру, не пил Петрович ничего спиртного. Сколько заказчики ни пытались умаслить его «народной валютой» — бутылками самогона или водки, — ни разу ни у кого не выходило. И даже на поминках или свадьбах налитый стакан отставлял в сторону. Обижались на него земляки, не понимали, но тут же с таинственным видом нашептывали друг другу очередную версию о причинах такого возмутительного поведения, согласно которой Петрович, дескать, в молодости по пьяни зарубил все свое семейство топором, потому и в рот теперь ни капли спирта не берет — опасается, что опять за старое возьмется. В ответ мгновенно рождалась другая басня, «шьющая» бедолаге чуть ли не утопленный им в нетрезвом виде пароход с сотнями, а то и тысячами жертв. И так далее, по нарастающей.

Благо самого Петровича распускаемые про него сплетни мало заботили. Не обращая на пересуды внимания, он продолжал трезвый образ жизни, смастерил крепкую табличку с рекламным текстом: «Ремонт двигателей, ходовой части, кузовные работы. Развал-схождение, балансировка, шиномонтаж», построил себе роскошный гараж и занимался своим любимым делом.

Собственно, назвать его мастерскую гаражом язык ни у кого не повернулся бы. Добротное сооружение из кирпича и дерева состояло из двух отсеков, которые сам хозяин называл не иначе как цехами. В правом, оборудованном глубокой, в рост человека, смотровой ямой, как правило, стоял чей-нибудь «захворавший» автомобиль. А в левом располагалась святая святых его хозяйства — собственно мастерская, оснащению и порядку в которой мог бы позавидовать любой городской автосервис.