Анастасия Монастырская - Девять хвостов небесного лиса (Ку-Ли)

Видать, крепко припекло.

− Пошутила я. Ты мне не нужен. Марычева твоего посмотрю. Завтра приводи. Только не сюда. В ресторан. Ужин за твой счет.

Олег улыбнулся облегченно:

− Согласен.

Вечер мы провели в греческом ресторане. Мне всегда нравилась средиземноморская кухня, и я оценила внимание бывшего мужа.

Марычев пришел с женой, опоздав на тридцать минут.

Заказал, не глядя в меню, равнодушно передал кожаную папку супруге. Та долго гнобила официанта массой уточняющих вопросов о калорийности блюд. На диете, значит.

Пока она вяло ковыряла в тарелке, мужчины перешли к обсуждению деловых вопросов. Я же, откинувшись на плетеную спинку, изучала эту совершенно негармоничную пару.

Чем дольше длится брак, тем больше супруги похожи друг на друга. Маша и Сергей, напротив, выглядели антагонистами.

Марычев — поджарый, загорелый, излучал энергию и силу.

Маша — рыхловато-болезненная, квашня с ямочками. Ямочки на щеках не умиляли, а раздражали.

Иногда Марычев бросал на жену торопливо-равнодушный взгляд, словно хотел убедиться, что вот она, еще здесь, рядом с ним. И ему становилось скучно и тошно.

Мы с Олегом были, наверное, интереснее — затеяв невинный флирт. Он, по старой памяти, касался моего бедра, неожиданно перехватывал мою руку с бокалом и отпивал, а затем касался губами запястья.

Марычев, зная анамнез наших отношений, тонко улыбался.

Маша отворачивалась. Мы ей были неприятны.

Марычев, похоже, знал, как именно я проникаю в суть, и старался не смотреть мне в глаза. Но в какой-то момент забылся, рассмеявшись, и потерял контроль.

Я мгновенно воспользовалось, нырнула в чужой мир.

Здесь было, как на празднике. Разноцветные шарики, глиняные свистульки, поп-корн, затейливые карусели, веселая музыка. Немного простовато, но в сочетании с радушием − обезоруживающе. Только вдалеке − черная полоса. Она наступала медленно, алчно, без шанса на спасение. Но чем ближе наступала болезнь, тем бешеней вертелись карусели, тем громче гудели свистульки. Марычев ни секунды не верил в то, что умрет. Намеревался прожить еще долго и весело.

Интересно, Маша знает?

Маша вяло водила тигровой креветкой по тарелке, рисуя узоры из легкого средиземноморского соуса. Почувствовав, что я смотрю, подняла голову. Мелькнул неровно прокрашенный пробор.

Знает о болезни мужа, знает и очень боится. Ей страшно остаться одной, и она готова на все, чтобы этого не произошло.

Некая внутренняя готовность перетянуть на себя болезнь мужа, вытащить его на себе из надвигающейся паники и страха. Ей очень важно быть как все. Иначе… Иначе зачем жить? А у всех должна быть семья и долг перед семьей. Ее так воспитали.

− Десерт? — дыхание Олега было теплым и искушающим, с нотами дорогого табака.

− Обязательно.

…− Мне бы хотелось увидеться снова, − при прощании Марычев галантно поцеловал руку.

Маша равнодушно кивнула мне и направилась к машине.

− Она не светский человек, — извинился Марычев за жену. − Не любит, когда кто-то нарушает ее границы.

− А вы?

− А я люблю.

Олег вызвался меня проводить. Оставил машину у ресторана, и мы пошли по набережной. Желтые листья шуршали под ногами.

− Как в былые времена, − сказал он. — Последний раз я так гулял с тобой… и не вспомнить, когда. Помню только, что поздней осенью. И мне хотелось тебя целовать. Все время. Но домой мы не могли идти: там нам мешали Лялька, телефон и телевизор.

− Блага цивилизации.

− Считаешь Ляльку благом цивилизации? — усмехнулся он.

− Благо цивилизации — телевизор. А Лялька просто благо. Твое и мое.

− Теперь у тебя нет телевизора.

− И ты не можешь меня целовать.

− Почему не могу? − Он остановился и повернулся ко мне. − Не представляешь, как я соскучился… Я не целовал тебя целую вечность и один день.

− Гораздо больше. Ты не целовал меня два года. Два года — намного больше, чем вечность и один день.

− Я не знал, что так будет. Я не знал, что не смогу жить вне тебя и без тебя.

− Я замерзла. Пойдем домой. Хотя бы сегодня — пойдем домой.

…Не угар.

Не лихорадка.

Легкая, пронзительная грусть.

Мы снова незнакомцы — встретились в ресторане, немного выпили, оказались в постели. Утром я сварю кофе, он небрежно чмокнет меня в уголок припухшего зацелованного рта и уйдет. С тем, чтобы никогда не звонить и не возвращаться.

Ночь связала нас − и теперь уже навсегда.

− Это ты и не ты, − сказал Олег.