Барбара Вуд - Мираж черной пустыни

— Я надеялась познакомиться с вашей женой, сэр Джеймс, — сказала Грейс, сев за стол рядом с ним. Она находила его весьма привлекательным в элегантном хорошо скроенном белом смокинге.

— Люсиль с большим удовольствием познакомилась бы с вами. Она уже много месяцев не видела белую женщину. Но, боюсь, ее положение не позволяет ей совершать столь длительные поездки. Через несколько недель ей предстоит рожать нашего третьего ребенка.

— Хочу сказать, — произнес севший напротив них офицер Бриггс, — вы, милые леди, являете собой поистине восхитительное зрелище! Все белые мужчины, какие только есть в округе, стремглав устремятся сюда, чтобы только взглянуть на вас!

Леди Роуз, откинув голову назад, рассмеялась. В волосах сверкнул украшенный горным хрусталем ободок; единственное перо рассекло воздух. Жена Валентина была одета по последней моде послевоенных лет: узкое платье с квадратным вызывающе глубоким вырезом, на шее длинные нитки жемчуга.

Блюда, а их, как положено, было восемь, подавались безмолвными, одетыми в длинные белые канзу африканцами, которые появлялись с серебряными подносами в руках из задней части палатки.

— Все не так хорошо, как бы мне хотелось, — начал Валентин, наливая шампанское.

— Из-за войны у нас здесь в протекторате чудовищные проблемы.

Офицер Бриггс с жадностью зачерпнул ложкой суп, словно это был последний суп в его жизни.

— Проклятые немцы! Гоняли нас, как гончие лис. Фермы были брошены на произвол судьбы, урожаи оставлены гнить на полях, железная дорога разрушена, никаких медикаментов. Мы потеряли пятьдесят тысяч человек, леди Грейс. Не только у вас там, в Европе, были трудные времена, знаете ли.

— Во время войны я не была в Европе, мистер Бриггс, — тихо сказала Грейс. — Я служила на плавучем госпитале в Средиземноморье.

Внезапно все стихло, за исключением шума леса, доносившегося из холодного тумана. Затем сэр Джеймс произнес:

— Мы можем только надеяться на то, что дожди действительно начнутся. Мы и так находимся в кризисном положении и не можем позволить себе присовокупить к этому еще и голод.

— Но сегодня был дождь, — сказала леди Роуз.

— Вы имеете в виду небольшой дождичек утром? — спросил офицер Биггс. — Да, это капля в море! Если это все, на что он способен, то мы можем попрощаться со всеми фермами в округе. В Восточной Африке, леди Роуз, если мы говорим «дождь», мы имеем в виду настоящий ливень.

— Видите ли, — сказал сэр Джеймс, — у нас здесь нет времен года, есть только период дождей и период засухи. В Европе вы сажаете, а затем собираете урожай. В Британской Восточной Африке вы сажаете, а вот соберете вы урожай или нет, никому не известно.

— Вы так много знаете об этой стране, сэр Джеймс. Вы здесь уже давно?

— Я здесь родился. На побережье, в Момбасе. Моя мать была миссионеркой; отец — кем-то вроде искателя приключений. Они были абсолютно разные, как день и ночь. Мне сказали, что их история любви заслуживает звания легенды.

Грейс посмотрела на него. У сэра Джеймса был выразительный профиль, с прямым носом и квадратными впалыми щеками.

— Звучит романтично, — сказала она.

— Мой отец был исследователем. Он встречал Стэнли в Судане и в Лондоне во время похорон Дэвида Ливингстона. Эти люди чем-то привлекли моего отца. Он приехал в Африку с мечтой открыть Черный континент.

— И как, открыл?

Сэр Джеймс взял бокал с шампанским.

— В какой-то степени, да. Он был одним из первых белых людей, ступивших на эту землю. Это было более тридцати лет назад. Когда аборигены увидели его, они в страхе разбежались. Они никогда не видели человека с таким цветом кожи.

— Как же вашему отцу удалось преодолеть это?

— Он был умным. В 1902 году он приехал исследовать эти территории, а местные аборигены — кикую — преградили ему путь, заявив, что не пропустят его, если он не вызовет дождь. Через переводчика отец ответил, что считает такую плату вполне разумной, и ушел обратно в лагерь ждать дождя. В скором времени пошел дождь, и мой отец снискал за это уважение и доверие африканцев.

Грейс рассмеялась.

— А вы участвовали вместе с отцом в его охотничьих экспедициях?

— Когда был маленьким, нет. Он был слишком занят поисками славы и бессмертия, чтобы возиться с ребенком. Мой отец заявлял, что первым обнаружил долину Великое ущелье, но слава досталась кому-то другому. Он мечтал, чтобы в его честь назвали что-нибудь великое, но в этом ему катастрофически не везло. Так он стал охотником, и с этого момента я стал ездить с ним на сафари.