Тэми Хоуг - Приманка для мужчин

И маняще взглянула сквозь густые ресницы. В полуприкрытых темных глазах уже разгоралось желание.

Дэн искренне сожалел, что не может сказать «да», но ни искры ответного огня в себе не ощутил. Вздохнув, он покачал головой:

— Спасибо, нет.

С минуту Энн пристально смотрела на него, сначала с удивлением, затем с недоверием. Наконец ее губы сложились в хитрую улыбку.

— Как ее зовут?

Дэн ответил безмятежным взглядом, и она рассмеялась.

— Доверьтесь мне, шериф. Я очень неплохо зарабатываю тем, что читаю на лицах людей. Как имя той чаровницы, в которую вы влюбились?

Он не хотел признавать, что влюбился, ни себе, ни Энн Маркхэм, но продолжать спорить смысла не было.

— Элизабет.

Энн кивнула. Теперь, когда ее предполагаемый шеф вышел из зала, она смогла наконец с видимым облегчением достать из сумочки портсигар.

— Какая она? Милая, нежная, мягкая, послушная маленькая домоседка?

Дэн не удержался и расхохотался так громко, что за соседними столами на них начали оглядываться.

— Едва ли.

Энн затянулась, с наслаждением выпустила в потолок струю дыма.

— Хорошо, — чуть прищурившись, сказала она. — Что же, шериф, мне пора. Это ведь столик для некурящих, а я, как видите, с сигаретой. Зачем нарушать закон даже по мелочам, верно? — Она бросила на него прощальный, задумчивый взгляд, чуть приметно поджала губы. Терять любовника неприятно, даже если использовала его только по прямому назначению. — Будь здоров, живи счастливо.

— И ты тоже, — пробормотал Дэн, но она уже шла к выходу с высоко поднятой головой и планами завоевания столицы штата.

Игер уже дважды успел обойти зал по периметру и неожиданно выступил из тени огромной пальмы в кадке, раздраженно хмуря брови.

— Пошли, Казанова, — проворчал он осуждающе. — Я обещал Джолин быть дома к десерту.

Старинные часы на камине в гостиной били полночь, их мелодичный звон плыл по затихшему дому. Дэн стоял на крыльце, прислонясь плечом к гладкому белому столбику и глядя на юг. Рубашку и галстук он давно снял, сменив выходную одежду на джинсы, сапоги и джинсовую рубаху, распахнутую на груди, несмотря на прохладную ночь. В руках у него была бутылка пива; сделав большой глоток, он поставил ее на перила.

Он уже мог бы лежать в постели. Первый раз за неделю мог позволить себе роскошь отоспаться как следует, но сон не шел. Бессонница мучила его вовсе не из-за постоянной боли в колене — с нею он уже свыкся — и не из-за того, что сегодня он вручил главному прокурору штата политическую бомбу замедленного действия в виде черной книжки Джарвиса. Спать мешали только мысли о себе самом и о своей жизни.

Сколько лет он расставлял все в жизни по полочкам, тщательно разделяя части, чтобы работа не соприкасалась с домом, дом — с личной жизнью, чтобы каждый следующий день был понятен и предсказуем. Теперь ему казалось, что твердая почва под ногами заколыхалась, и все посыпалось с мест. Ничего хорошего он в этом не видел. Даже если удастся заново расставить все, как было, по-прежнему уже не выйдет. Один осколок никак не помещался в общую схему — Элизабет.

Он позволил ей уйти, говоря себе, что для них обоих будет лучше, если закрыть вопрос сейчас. Но никак не мог прогнать ее из мыслей… или из сердца? Никак не мог перестать думать, все ли у нее в порядке, спит ли она этой ночью, скучает ли по нему или проклинает его. Совершенно непонятно, почему он должен любить ее, почему влюбился так скоро, почему вообще обратил на нее внимание, но во всей этой истории нет ровно никакой логики, и оттого, что он отступил, он только остался в одиночестве, а будущее расстилается перед ним длинной, пыльной дорогой, ведущей в никуда.

Одиночество. Вот путь, который он избрал после развода. Он окрестил это свободой и не желал ничего другого, обманывая себя мыслями, как ему повезло, что он ни от кого не зависит и никому не должен. Теперь одиночество открылось ему таким, каково оно на самом деле: пустота, вакуум, черная дыра, где стук сердца гулко отсчитывает отпущенные ему дни и ночи.

Ничуть ему не повезло, он просто испугался. Струсил. Вот она, правда. Его до смерти пугала мысль вложить душу в какие-то еще отношения. Как-то раз он уже сыграл в эту игру и проигрался вчистую, и не мог стерпеть даже мысли о новом поражении, о новой боли.

— Папочка?

Дэн вздрогнул от неожиданности, когда за его спиной мягко скрипнула дверь, и обернулся на голос дочери. Эми стояла на пороге в майке рейдеров с переброшенными на плечо длинными рассыпчатыми волосами, обняв себя за плечи от ночной прохлады, и сонно моргала. После ссоры в его кабинете он почти не видел ее: последние два дня были полностью заняты расследованием и тем, что произошло потом. Теперь ему хотелось только смотреть на дочку, смотреть, не отрываясь. Жаль, что до сих пор они так и не помирились.