Ани Сетон: Гнездо дракона

Письмо из Драгонвика пришло в майский полдень 1844 года.

Один из сыновей Мидов, случайно увидев на почте в Хорснеке необычный конверт, заботливо пронес его три мили по стэнвичской дороге, чтобы передать на ферму Уэллсов.

Когда пришло письмо, Миранда, старшая из дочерей, к величайшему сожалению, делала вовсе не то, чем ей полагалось заниматься от двух до трех пополудни.

Она не сбивала масло на маслобойне, не связывала пучки лука, она даже не обращала ни малейшего внимания на малышку Чарити, которая, сбросив с себя одеяльце, спокойно жевала листочки луговой травы, наслаждаясь свободой.

Всегда предельно аккуратная Миранда лежала свернувшись калачиком у стены, ее розовая ситцевая юбка небрежно сбилась у колен, а длинная зеленая гусеница ползла по атласной поверхности ее наряда совершенно незамеченной. Майский ветерок, напоенный яблоневым цветом и запахом клевера, растрепал распущенные волосы девушки, и они лезли ей прямо в глаза. Миранда нетерпеливо отбросила прядь одной рукой, а другой еще крепче вцепилась в книгу, поглощая удивительные страницы «Прекрасных прелюбодеяний».

И все эти любовные приключения были до того увлекательны, что даже тогда, когда ее капор соскользнул вниз, и жаркое солнце, проникая сквозь листву вязов, стало обжигать ее кожу, Миранда не попыталась от него защититься. А ведь удивительная белизна ее кожи, вызывавшая зависть всех подруг, была достигнута путем множества утомительных процедур, вроде косметических масок из молока и огурцов.

«Прекрасные прелюбодеяния», взятые у Фебы Мид, должны были быть дочитаны к вечеру, чтобы подруга могла вернуть книгу Деборе Уилсон, тайком вытащившей ее из седельного мешка брата. Несмотря на то что Миранде было уже восемнадцать лет и она получила хорошее образование в Гринвичской академии [2]Филандера Баттона, несмотря на жадное прочтение этой и множества других подобных книг, она имела весьма отдаленное представление о тех немыслимых деяниях, в результате которых женщина, о ужас, становится прелюбодейкой. Все это до сих пор оставалось для нее тайной за семью печатями.

Что сейчас вообще имело значение, так это сам увлекательный, заставляющий трепетать, роман — меланхоличные герои, томные героини, стенающие призраки, мрачные замки, озаренные фантастическим светом и, наконец, кульминация — завораживающий, нежный, восхитительный, но в любом случае,

Миранда не слышала, как мать несколько раз позвала ее. Она не. отзывалась до тех пор, пока, потеряв терпение, Абигайль не крикнула так громко и недовольно «Миранда-а-а! Да где же ты!», что девушка даже подскочила. Она засунула книгу меж двух камней в стене и торопливо ответила:

— Иду, мамочка!

Она отряхнула платье и передник от травы и опавшего яблоневого цвета, и снова надела на голову черную сетку, которая обычно придерживала во время работы ее густые вьющиеся волосы, отливающие в

солнечном свете золотом подобно лютикам на лугу. Потом она подхватила на руки Чарити.

— Эх, как не стыдно, маленькая, ты опять мокрая, — с упреком заметила Миранда.

Малышка немедленно заревела. Даже в годовалом возрасте она не выносила упреков. Миранда рассмеялась и поцеловала нежную детскую шейку.

— Ну ладно, малышка. Сестричка не сердится, — но она тут же вздохнула, быстро представив себе, сколько всего еще надо успеть сделать до сумерек.

Ее ждала большая корзина, доверху заполненная детскими пеленками, которые надо было выстирать и высушить, масло, которое надо было сбить, и что хуже всего — домашняя птица, которую следовало забить, ощипать и выпотрошить для завтрашнего субботнего обеда. Эту работу Миранда не любила больше всего. От вида крови ей делалось дурно. И там, где ее братья и сестры видели лишь развлечение, спокойно обезглавливая цыплят, Миранда всегда ощущала тошноту. Равно неприятна была ей и следовавшая за тем необходимость погружать руку в скользкие внутренности птицы.